пятница, 28 сентября 2012 г.

В02 - ИЮЛЬ 2012 --- ВВ-01

РАСШИФРОВКА ВИДЕО
(ОБ - О.Б.АНИСИМОВА,  М - Д.МИХАЙЛОВ)

(00.01)ОБ: Кто сидит там? –  тетя (нрзб) с тетей Марусей.
(00.05)М: Написано внизу: «Могилка матушки схимонахини Таисии. Кладбище в Петербурге».
(00.01)ОБ: Ага, а это какое кладбище-то? Это кто написал?
(00.17)М: Не знаю.
(00.19)ОБ: На фото? Вместе с фото? Или без фото?
(00.20)М: Это внизу под фото написано. 
(00.24)ОБ: А-а.
(00.25)М: А кто такая схимонахиня Таисия?
(00.27) ОБ: Ну, это будет этого, моей опекунши мужа двоюродная сестра. Коржавины они. Коржавины.
(00.34)М: Коржавины?
(00.36)ОБ: Коржавина матушка Таисия. Вот и второй раз, мы когда были у отца схимонаха, это, Серафима Вырицкого, вот он уже не принимал тогда, то вот была, за ним ухаживала вот эта матушка.
(00.51)М: Таисия.
(00.52)ОБ: Таисия, да. Она уже отсидела там (нрзб). Она была после войны старостой церковной. Ну и вот, сказала, что под немцами они тут молилися тоже, и ее посадили. 
(01.08)М: Вы знаете, попытаемся записать тогда.
(01.10)ОБ: Вот, посадили ее, она отсидела сколько-то лет, я уже в Котлах была со своим батюшкой, вот. С Котлов посылал он, моя опекунша приехала тогда, когда родился у меня старший, это, мальчик. Ну вот, она посылала посылку, никак не впечатать, не упаковать. Я говорю – давайте, Мария Николаевна, я уложу. Чай там посылала, мыло там, вот, шаль черную, вот, такой платок теплый черный. Ну вот, запечатала, этот ящичек фанерный был кубом таким. Ну вот, я  все вплотную впечатывала, сложила все. Она говорит – вот Катя, молодец. Ну вот, фанерку забили, а это реечки-то вот никак снаружи, а все внутри – снаружи  гладко. И еще… 
(02.03)М: …Коржавина?..
(02.04)ОБ: …материалом обшивали эту посылку.
(02.07)М: Как фамилия – Коржавина?
(02.09)ОБ: Да, Коржавина.
(02.10)М: В честь (нрзб)?
(02.11)ОБ: Не знаю.
(02.12)М: Коржавина?
(02.15)ОБ: «О», наверное, Коржавина. Не «Ку», только не «Ку», через, Коржавина, наверное. Матушка Таисия, она же же Вера Владимировна, тетя Верочка, Вера Влад… Я с ней виделася, когда она уже приехала из заключения,  из выселки из этой. В Абакан тогда еще дорогу строили. Она и говорит, что там комсомольцы строили и заключенные. Комсомольцы-добровольцы и заключенные. Вот она – как заключенная. А чего она делала, я даже не помню, говорила она или нет. Она же пожилой человек.
(02.53)М: Она же Вера, Вера Владимировна Коржавина.
(02.55)ОБ: Коржавина. Она не долго потом прожила. Она очень, Мария Николаевна говорит,  молящаяся была, постящаяся. По ночам молилась и кофе пила, чтоб не заснуть. Ну вот она, я с ней, мы… Не в древней старости умерла она. 
(03.14)М: Так, она…
(03.15)ОБ: Не знаю, сколько ей лет было, когда она умерла, не знаю, не помню. Жалко ее.
(03.21)М: Келейница Серафима Вырицкого?
(03.24)ОБ: Ну, она под конец там была, вот принимала – она, только одна была около него. Он лежал. Уже никакой очереди не было. Осенью мы были – Модест, я, подружка моя и мой папа был тогда, вот, четверо. И еще она нас кашкой кормила с горшочков с глиняных, какой-то кашей, не то гречневой, не то перловой – не помню, я забыла. Ну вот, и говорит – для смирения. Для смирения. Сами-то они богатые были. Они, там у них и ложки серебряные, и все. Тете Юле все это осталось. Там соседи покрали все, она мне говорит.
(04.09)М: Так, в каком это году было?
(04.11)ОБ: Ну, это, наверное, или осенью в сорок шестом или в сорок седьмом. Я точно не помню. Я в сорок шестом была летом в июне. Тогда мы сидели в жару, вот –тогда очередь большая была. Мы с тетей, с папиной двоюродной сестрой, туда к нему поехали. Не знаю, кто-то сказал ей, что ли.
(04.37)М: Она принимала вас в Вырице?
(04.40)ОБ: Да, в Вырице. Вот, она при батюшке была. А тогда – другие были люди, тогда ее не было. Может она была еще в выселке, не знаю…
(04.51)М: Семью Малышевых, да?
(04.53)ОБ: Да, вот, - папу, брата и меня, и подружка еще была моя. Но та  умерла сейчас. По церкви подружка и 
по заболеванию, в тубдиспансере мы на учете стояли после нрзб (05:09). Своих у нее нет.
(05.11)М: Так, Борис… Борис…
(05.20)ОБ: Папа в семинарии учился, а Модест, наверное, вот,  поступать ехал в семинарию. Наверное, так я.
(05.29)М: …Ольга и подруга. 
(05.34)ОБ: Ну, это четвертая.
(05.37)М: Как звали подругу?
(05.34)ОБ: Да, она умерла уже.
(05.40)М: Но все равно.
(05.42)ОБ: Надежда, в больнице вместе на учете стояли. Нас матушка познакомила тоже.
(05.50)М: А фамилия как ее?
(05.53)ОБ: Чье фамилие?
(05.54)М: Надежды?
(05.57)ОБ: Евдокимова, (нрзб.)
05.54)М: Так, Евдокимова. Эта могилка, там, она когда умерла, в каком году?
(06.18)ОБ: Ой, не знаю.
(06.20)М: А какое кладбище находится?
(06.23)ОБ: Ну, вот, Римма, наверное, наверное, не может сказать. А Анька – это не знаю, какая она, это, какая она безбожница. Не знаю, знает она эту могилку, посещает? Теперь она одна там в Питере. Это Риммина двоюродная сестра, тети Лелина дочка. Не знаю, где. Я сама переживаю. Говорю, Римма, ну, где же это
(06.46)М: То есть, кладбище не знаете, да, где находится?
(06.49)ОБ: Да вот, мне б  самой бы это было интересно. Вот видите.
(06.51)М: Ясно.
(06.54)ОБ: Куда я дела-то? И вот, тетя Маруся умерла, и мама ее умерла потом. Матушка вперед умерла.
(07.06)М: Значит, Римма Алексеевна не знает?
(07.09)ОБ: Римма то, наверное, не знает. Римма в Питере там. А вот Анна, если Анна. Спрашивается, куда она делась? Анна знает, где матушка Таисия похоронена. Чего ж я, это.
(08.28)М:  Так,  ну посмотрим еще. 
(08.31)ОБ: Вот зараза.
(08.32)М:  А что вы ищете?
(08.33)ОБ: Потеряла эту коробку и пробку…, а, вот, нашлась. Сама туда положила. Нашлась. Мусик, ну хватит!
(08.46)ОБ: Она мне все присылала стихи. Ее подчерк хороший такой, ровный. Где-то у меня хранятся ее письма, вот, не знаю, и стихотворения разные, духовные такие. Четыре-то есть у меня. Царство ей небесное. Тетя-то Маруся, ее сестра, скромная такая была. Ну, говорила Мария Николаевна, что потом она тоже приняла монашество. И мать ихняя Лидия, и сестра – это тетя Маруся, тоже приняли какое-то монашество. Не знаю кто, где они принимали, вроде какие имена монашеские их не знаю. Вот Римма мне прислала, говорит, вот у меня фотографии, я не знаю, кто это есть. Вот у меня сейчас скажи, я перебирала свои фотографии, вот не знаю – кто эти женщины. Я ей по телефону, посмотрела вот, вы что ли принесли эти фото-то. Я говорю – это тетя Маруся, сестра матушки Таисии, и мама их. Вот. Я маму-то никогда не видела, а тетю Марусю я видела вживую, где-то приходилось. Я к ним как-то в дом один раз, в квартиру попадала. Мария Николаевна тогда просила, я когда ездила в Питер туда –  зайди к ним, там что-то по ее просьбе, вот. Матушка Таисия тогда была уже, уже в Питере, в квартире, я помню. Один раз, не помню адрес, вот не помню. Потому что у них очень хорошие иконы были там, разобрали иконы. Тетя Леля…, тетя Леля их и хранила потом. Последнюю, икону…
(09.54)М: Так.
(09.55)ОБ: …отдала батюшке.
(09.56)М: Вот, посмотрите, пожалуйста, еще одна фотография.
(09.59)ОБ: Какой-то священник был Борис, он забрал, Нерукотворный Спас был хороший, какая-то чудотворная икона. Что это смотреть? Так ведь эта же!
(10.09)М: Нет, вот.
(10.11)ОБ: А, так это батюшка Воробьев наверное со своим приходом.
(10.14)М: М: Написано: «Отец Никон Воробьев с духовными чадами, 49-й год. 
(10.19)ОБ: 49-й. Вот эта маленькая фотография-то.
(10.19)ОБ: Вот эта фотография полностью
(10.23)ОБ: Да, маленькая.
(10.24)М: И вы на ней – игумен Никон (Николай Николаевич, наш друг)». 
(10.27)ОБ: Да.
(10.28)М: А кто это писал?
(10.29)ОБ: Не знаю, я наверное. Игумен Никон.
(10.35)М: Наш друг.
(10.38)ОБ: Николай Николаевич.
(10.40)М: А вот на этой фотографии вы кого-нибудь можете узнать?
(10.43)ОБ: На какой – этой-то? Так это его приход, откуда я знаю. Я даже не знаю – это в Козельске или уже в Смоленске, или где, Гжатск? Он же в Гжатске в последнее время, его там как загнали туда, ну сейчас Гагарин, город Гагарин, Гагарин оттуда. Теперь не Гжатск он называется, а Гагарин. Вот. Не, это его прихожане – я никого не знаю. Он это видно Марие Николаевне, моей опекунше, присылал просто в письме. Писал чего-нибуь, карточку маленькую вложил.
(11.28)М: А это не ее подчерк, Марии Николаевны?
(11.32)ОБ: Ну у нее такой мелкий, чудной почерк.
(11.37)М: То есть это не ее, да?
(11.38)ОБ: Я не вижу, я не знаю – может мой, может ее. Не знаю
(11.44)М: Так, а вот фотография ниже.
А это батюшка Платонов, вот с мамой арестовали, вот который – молиться собирались. А это дочка Верочка, десятый класс, это Софья Харитоновна, супруга. А чего так черно сделано. Нет, он Платонов рыжый-рыжий, красный такой. У него усы, борода.
(12.06)М: Написано: «Семья Платовых. Батюшка отец Симеон, матушка его Софья Харитоновна
(11.47)ОБ: и Верочка, дочка. А Верочка  вот такая рыжеватенько-золотистая, она как матушка Анастасия, Александра Федоровна, сестра-то его, это, не поэтесса –  духовная писательница. Она в «Русском паломнике» печатала рассказы о первых времен христианства, о первых мучениках христианских. Она там в каждом «Паломнике», номер-то еженедельный.
(12.45)М: Значит слева – направо, да?
(11.49)ОБ: Так вот он-то вышел благополучно из заключения-то, потому что она сразу здесь уволилась, она медсестрой была, его арестовали – она уволилась, высланные были они тоже на сто первый в Питере.
(12.03)М: Значит слева – направо, кто здесь стоит с левой стороны? Кто это?
(13.06)ОБ: Ну супруга его, кто.
(13.08)М: Вот эта – супруга? 
(13.10)ОБ: Ну, стриженая коротко.
(13.12)М: Так, вот, пальцем покажите, пожалуйста, какая?
(13.14)ОБ: Ну, вот молодая – дочка. Вот тут что-то черное, не понимаю, Верочка как будто тут, а Софья Харитоновна тут.
(13.21)М: Вот это Софья Харитоновна?
(13.23)ОБ: Ну, стриженая она, а Верочка
(13.27)М: Это Верочка?
(13.28)ОБ: Верочка с косой была. Верочка-то похожа на красавицу. У меня где-то еще есть, она это, как матушка Александра Федоровна, сестра его, он-то красный, рыжий, а сестра-то она такая золотистая, Александра Федоровна-то Платонова, монахиня Анастасия.
(13.49)М: Понял, то есть Вы не понимаете кто здесь справа, а это слева, да?
(13.52)ОБ: Ну как не понимаю. Я ж Вам уже три раза сказала.
(13.54)М: Так нет – это Вера?
(13.58)ОБ: Ну Вера вот, молодая.
(13.59)М: Вот это Вера. Это Софья?
(14.02)ОБ: Ну стриженая – Софья, а Вера с косой должна быть.
(14.05)М: Слева – направо, значит – Софья, потом…
 (14.06)ОБ: Супруга Софья Харитоновна, по карточке-то ведь кто зрячий, видит – кто старый, кто молодой.
(14.17)М: А я не вижу, кто здесь старше.
(14.19)ОБ: Ну как это? Какой-то черный у Вас снимок. Почему он такой зачерненный-то? У меня-то он более ясный. А это увеличили и зачернили так, что я не пойму даже. Фон-то какой, я не знаю. Черное-черное получилось. Я не знаю, почему такое черное. Софья Харитоновна подстриженная, а дочка – нет, с золотистыми волосами такая, и с косой была. Уехала она вот, он там в заключении был – передачи можно передавать, а посылки не принимали. Она туда и уехала. Он как прислал письмо, где он находится, через полгола, одно письмо. Как папа прислал, мы тоже стали писать туда, адрес – Кировская область. А папу с мамой дальше всех отправили.
(15.18)М: Так, Платонова звали? Платонов, как его звали?
(14.21)ОБ: Симеон. Симеон Федорович. Он, Николай был брат, тоже священник и сестра Александра Федоровна. Это все дети Федора Платонова, значит. Отец Федор значит, ихний отец – он художник, расписывал вот этот на Карповке монастырь, батюшка Иоанн Кронштадтский строил монастырь, и их отец расписывал, художник. Они там и выросли при отце, при этом, как монастырь расписывал отец. Ну вот, и все тоже в духовном звании. А она, вот, писательница духовная, сестра его, Александра Федоровна Платонова, в монашестве Анастасия. Ну вот, книжку напечатали, но там, не знаю, там  написано, что Платонов неизвестно куда делся, вот, Симеон Федорович. А он благополучно, она приехала  туда, в этот, в Котельничи, в Котельничах он отбывал, – и она устроилась там тоже медсестрой и ему передачи носила. И, когда его освободили, сразу и Надежда Захаровна, хозяйка этого дома там была добровольно с мужем , он толстовец высланный в Котельничах был), и она там встретила Надежду Захаровну, хирурга нашего. И вот такое счастливое сплетение обстоятельств, стечение обстоятельств. И вот, он и говорит, что меня сразу на руки супруга взяла. Из заключения вышел с такими же ногами –  столбами, опухшими от цинги, цинготная водянка. Ну а Надежда Захаровна тут, все его выходили сразу. Вот, а в Верочку – она передачи носила – влюбился НКВДэшник. Они поженилися. Того перевели в Россошь. Но они говорили ему, говорили – папка бухгалтер, работа, ну, за растрату посадили, вот. Она, Софья Харитоновна, ругала. 
(17.39)М: Так, значит он сын художника, который расписывал Иоановский монастырь? 
(17.42)ОБ: Да, да, да.
(17.43)М: Он священником был?
(17.43)ОБ: Кто?
(17.45)М: Симеон Федорович.
(17.47)ОБ: Все, там Николай священник, вот, брат его, а матушка Платонова Александра Федоровна – монахиня Анастасия.
(17.55)М: Он – священник?
(17.57)ОБ: Его уже до нас, до выселки, до Волочка, два раза уже он сидел, арестованный был, а уже с мамой его в третий раз арестовали и приписали ему расстрел. 
(18.08)М: Понял, так он священником был? 
(18.10)ОБ: Он не был священником здесь, высланный он был уже регент в соборе, хором управлял.
(18.16)М: Он священником не был.
(18.10)ОБ: Да бал же он священник, никто с него сан не снимал, просто выгоняли большевики. Два раза уже был арестован до выселки в Волочок. А потом на сто первый километр, он в Волочке, она медсестрой, а он был этим, библиотекарем в больнице устроен, она медсестрой в больнице. Там они на острове где-то снимали комнатку. А эта в школу ходила еще девочка. У них еще был сын старший. Сын старший сбежал от них, что не давали учиться, что священник арестованный был. Тогда не давали, лишенцы были. И каким-то образом когда-то он говорил моим родителям. Вот, что их сын старший сбежал от них
(19.09)М: Значит вот этот Симеон Федорович Платов Платонов был арестован вместе с Вашей мамой?
(19.12)ОБ: Да. Вот их и… Он писал письмо Сталину, составлял, мама возила со старостой церковным, церковным старостой был в то время Михаил Романович Данилов. Вот. Его звали «красильщик». Он  красил, материалы, вот, у него какая-то была, на дому он там красил, не знаю, «красильщик», ну, видно у него патент был что ли красить. Вот. У него тоже была старшая дочка, тоже Вера, и потом Ольга была также, вот как, и потом два мальчика еще были, остались. Его тоже арестовали. 
(19.49)М: Так, он писал письмо Сталину. Мама это письмо…
(19.52)ОБ: Да, он составлял, а мама со старостой с церковным с собора, мама в «двадцатку» вступила, повезли в Москву. Тогда в Кремль не пускали, но они дохлопотались и их пустили. Какой-то чиновник принимал их там где-то, вот, уже в стенах кремля. И по двору она походила
(20.06)М: Значит мама со старостой Богоявленского собора. Как его, Михайлов звали, старосту?
(20.22)ОБ: Михаил Романович Данилов. Со старостой Богоявленского собора Михаилом Романовичем Даниловым возила письмо к Сталину. Чтобы не закрыли последний наш в Вышнем Волочке храм. Вот именно Богоявленский, потому что кладбище уже было закрыто. Все кругом было закрыто. Еже снесенные две церкви были – Троицы, Святой Троицы, Петра и Павла, уже все снесено было.
(20.52)М: Так, к Сталину…
(20.55)ОБ: Ну, там чиновник какой-то их принял. В кремль они попали, как-то этого добилися. И, вот, она говорит, видела и Царь-колокол там, и Царь-пушку видела, вот. Это они уже по двору походили там, вот, посмотрели там храм этот.
(21.15)М: Так, принял чиновник (нрзб.)…
(20.17)ОБ: Ну, обещал разобраться, ну и ничего. Они приехали сюда, и закрыли все равно собор. Ничего не разобрались. 
(21.26)М: Обещал разобраться.
(20.28)ОБ: Да разобраться, там какой ответ и кто получил, не знаю. Ну, тут вскоре война началась.
(21.34)М: Это было в каком году?
(20.17)ОБ: Ой, не знаю, это, наверное, в сороковой. Собор мало был закрыт-то. Перед самой войной его и закрыли, это, не знаю. После финской по-моему закрыли, в сороковом по-моему его закрыли. В сорок втором уже открыли кладбище, отдали.
(21.55)М: Вот этот…, эта поездка была связана с арестом?
(22.00)ОБ: Они не говорят. Арест был – молилися на дому. Донесено было, что молиться на дому нельзя. А сами собор закрыли, не дали молиться в соборе. А вот Платонов приходил, и молилися дома. И матушка приезжала, это, из Малой Вишеры. Двоюродная сестра еще Анна Александровна Усс, Усс – три буквы фамилия – у, эс, эс. Они тоже были там в монастыре в Иоановском, двоюродная сестра. Кто у тети Ани Усс родители – этого я так и не знаю. Мы все переписывались, потому что она напуганная, тоже ее забрали вместе с мамой, но ее отпустили. Матушку Платонову вместе с братом арестовали. Все, она бедная  погибла в заключении. Все женщины три погибли в заключении. Мужчины вот, папа – вернулся, Платонов – вернулся. А староста ехал домой уже, но в таком тяжелом состоянии был, в плохом, что он, последнее письмо, что я больной в поезде. Его сняли, сняли его, вот он написал, что его сняли где-то по дороге домой, где-то  в больницу, и он видимо там умер и пропал. Он не доехал до дома, староста церковный, вот. И все,  до детей ему дела нету. Вот,  где-то я с ними виделась – два мальчика, девочка. Они куда-то на север уехали потом, мальчишки ПТУ кончили, на север куда-то уехали. А сестра Оля, не знаю. А эта Вера здесь в театре – художник, алкоголик был муж, старшая дочка этого старосты церковного. У нее двойня была. Ой, голодные, нищие в войну, ой, ужас. Папу арестовали, она тоже сидела, плакала. Подойдешь, она сидит – папа, (нрзб. – так говорила, даже уже не могла, молодая женщина. 
(22.23)М: Так, понял.
(22.26)ОБ: Кошмар был кругом. 
А(24.27)ОБ:  …это моя свекровь Анастасия… ой, Господи… Федотовна, вот это Анастасия Федотовна, а это… 
(24.37)М: Вот это Анастасия Федотовна?
А(24.40)ОБ:  Да, а это – Евдокия Федотовна, старше ее.
(24 43)М: Так, Анастасия Федотовна, Евдокия Федотовна. А фамилия их? Анисимовы?
(24.54)ОБ: Нет,  она уже Анисимова, замужем за Анисимовым. А это Кишкова, замужем за своим мужем была, у них сын пропал на фронте один. Вот, она работала, такая трудолюбивая женщина, Господи, тетя Дуня, хорошая, ласковая. А, это, а уроженцы-то они, как же им, наверное, Пономаревы  им, наверное, фамилия бала девичья-то. Ну, вот это Федот подковывал монастырским коням, бесплатно коней подковывал монастырских,  вот.  Ихний отец Федот.
(25.40)М: Так значит, Федотовы, да?
(25.43)ОБ: Да, Федотовны, они Федотовны обе. Он, вторая жена у него…
(25. 52)М: Это сестры стоят, да?
(24.43)ОБ: Они вот эта от первой жены, пять детей, она умерла в родах, а это от второй жены, это, трое детей. Вот она одна и два сына было. И бабушку Дарью взял восемнадцатилетнюю, вдовец. И вот она день и ночь работала – и шила, и вязала, и пряла, и ткала.
(26.22)М: Это сводные сестры?
(26.23)ОБ: Да, сводные. Это вот от покойной, даже  не знаю, как мать звали. Вот, Федот, Федот. Вот взял Дарьюшку. Вот это мой Коленька-то глухоня, глухоня. Я говорю (нрзб.), дайте…
(26.43)М: Слева – зовут как?
(26.46)ОБ: Анастасия Федотовна, это свекровка, Анисимова. Вот они сфотографировались вместе и на память мне вот подарили.
(27.05)М: Анисимова справа. Вера? Справа?
(27.14)ОБ: Ой, нет, справа, справа, вот это справа. А это слева будет? Или как смотреть – это справа, это слева? Вот это – Анастасия, свекровь, а это – тетя Дуня, Евдокия Федотовна. 
(27.31)М: Евдокия.
(27.34)ОБ: Ой, ласковая, вот эта – хорошая очень она. Эти грубые такие были, а эта такая тетя Дуня – «доченька, Оленька, доченька, Сонюшка, сыночек». Такая работящая была.
Сын пропал на фронте. Один он у нее был. Работали они в банке. Работала она там уборщицей. Вот, всю войну банк держался на ней, уборка. Говорит, пойду с куском хлеба в пятницу вечером, и в субботу, и в воскресенье там, говорит это, топлю, два этажа мою, и дрова на себе таскала. Ой, Боже мой, тетя Дуня какая. Мужчины все на фронте, а ее старик был, при банке конь у них был, вот, лошадь, там что возить чего-то там такое, вот, банковский конь тогда был. Ну, такой тяжеловоз конь, вот он конюхом был банковскому коню. И вот они при банке, вот эта, вот эта улица – туда, к Сергиевским идти , вот банковский дом, там вот они имели это, комнату большую, разгороженную на кухоньку, и это – и спаленку и залец.
(28.58)М: Анастасия Федотова Анисимова – это Ваша свекровь?
(29.00)ОБ: Ж: Да, да. Ну, это, в колхозе работали всю войну. После войны там все женщины от рака желудка поумирали, а она вот выжила. У нее не рак, у нее язва желудка – два раз при смерти была со своей язвой желудка. Ну вот, оба раза выжила. В больнице  я ее навещала тогда, она желтая, как лимон была, второй раз когда у нее язва лопнула. Ну а потом ведь вылечили эту язву. Вот четвертинку свез отец Борис, там у нас фармацевтка верующая, она  – кума, Женю крестила, моего последнего, Женю. 
(29.47)М: То есть Ваша свекровь, она кто это – жена…, это мать мужа Вашего?
(29.50)ОБ: Ну конечно – свекровь.
(29.55)М: Да, то есть это мать Вашего мужа.
(29.56)ОБ: Да, вот она чуть от язвы желудка два раза не умерла. А потом он привез это, бальзам Шестаковского назывался, вот прямо цвета лимонного, четвертинка, и такой он вязкий-вязкий.
(30.13)М: То есть муж священник – это ее сын, он учился в семинарии с отцом Модестом. Тот самый.
(29.56)ОБ: Да, да. Вот Модест приезжает из семинарии-то на каникулы-то – выходят из вагона двое, – а это кто? – а это Боречка, тоже вот у меня, со мной в одном классе, мы учимся. Он оказывается с Федова отсюда. Федовский батюшка отец Леонид Арнатский, тоже высланный. Арнатский знаменитый питерский. И все Арнатские были, ой, как они, вот старинные книги напечатанные духовные, они там это, проверяли-то, как – не ректор, не инспектор, а как же, ой, ну там даже я видела а Марии Николаевны на старинных книгах – Арнатские…  Цензоры! Протоирей, цензор протоирей такой-то (инициалы) Арнатский.
(31.20)М: Она жили в Федово, они жили в Федово?
(29.22)ОБ: Деревня Нива-2. Была какая-то деревня 1 и деревня Нива-2. Нива, Нива. Нива. А Федово это, сельсовет уже это рядышком. Церковь в Федово. А они в деревне, они не в селе жили в Федове. Федово – село. Где храм, там называется село. И там больше жителей. Сейчас там запущено, церковь бедная стоит (нрзб.).
(31.53)М: Фидово или Федово?
(29.54)ОБ: Федовский сельсовет уже был.
(31.57)М: Через «е», да? Федово?
(32.01)ОБ: Наверное «Фе», Федово. Фёдово или Федово. Говорят Федово. Не Фёдово. (Кашляет) Ой, Господи, ужас какой, охрипла.
(31.11)М: Фе-до-во.
(32.14)ОБ: Ой, храм был, всё разломали теперь, всё.
(31.17)М: А как же он учился… а, он учился в семинарии в одном классе, он только познакомился, да, с ним?
(32.21)ОБ: Да в семинарии он только познакомился. Но мы ходили в войну, когда тут закрыли собор, мы пешком ходили в Федотово, молилися в большие праздники. Раза два или три мы были вот с моей опекуншей. Вот пешком все из Волочка идут в войну, никто нас не обижал, не грабил. Дойдем, там где-нибудь ночевать нас пустят на полу. Всенощную отстоим, а говеем, значит, там переночуем, к обедне встанем в храм.
(32.52)М: И она жила в Федово, то есть в этой Ниве-2 и дальше?
(32.56)ОБ: Нива-2 – это Федово сколько-то пройти надо.
(33.00)М: Ну, она там жила, там и умерла, да? 
(33.04)ОБ: Да.
(33.05)М: То есть Вы просто бывали у неё там, в этой деревне?
(33.07)ОБ: Да, вот когда семинаристы, летом он придёт, и пойдём гулять туда, это и меня брал брат.
(33.17)М: Ага. А сестра жила в Волочке в Вышнем, сводная сестра?
(33.20)ОБ: Да, вот в банке работал этот её муж конюх
(33.24)М: То есть в Волчке жила.
(33.20)ОБ: Да, вот банковский дом, как к Сергиевским идти, вот где отец Никон жил там, а тут по пути банковский дом.
(33.34)М: К Арнатским какое отношение они имели?
(33.37)ОБ: Арнатский дал направление Борису, семинария открылася. Папа-то мой первый в семинарию поступил, потом звал своего сына Модеста, что приезжай и ты учиться после семи классов, но он поехал в семнадцать лет, его вернули обратно, Модеста. В семнадцать-то лет. А когда восемнадцать, тогда уже он поступил в семинарию. Вот, а этот старше ж, этот текстильный техникум еще два года учился. Когда брали на фронт этого отца, он сказал жене Анастасие Федотовне, что Борька способный, старайся его выучить. Вот, этот, дурные, что Софья, что Николай этот старший. А он сказал – учи Борьку.
(34.35)М: То есть Арнатский был духовником этой семьи.
(34.38)ОБ: Он в Федове служил, Арнатский.
(34.41)М: Ну, то есть был духовником, так я понимаю? Служил в Федове
(34.43)ОБ: Ну, ходили молились, и он вот в текстильном, а бабушка вот эта, её мать-то вот эта, мать Дарьюшка-то, Дарья уже, там она похоронена, тоже в Федове, Дарья вот внушила Борису очень религиозные взгляды. И  он всё ходил в церковь тоже.
(35.09)М: Как Арнатского звали?
(34.11)ОБ: Арнатский, это, отец Леонид, иерей Леонид Арнатский, иерей. Он десять лет в заключении отбыл. 
(35.21)М: Ле-о-нид.
(35.23)ОБ: И потом вот тоже высланный, он питерский, тоже на сто первый километр, он тоже попал в Волочок. Я не знаю, когда он сюда попал, но вот он был последний батюшка в Федове. 
(35.39)М: Семи-нария.
(35.41)ОБ: И он направил Бориса, там в церковь ходил и ему помогал в алтаре, кадило там подвал, и всё. И он вот его направил в семинарию, дал направление – иди в семинарию. Вот благословил Казанской Божией Матери иконочка, правда риза простая металлическая белая, не серебро, маленькая. Вот, благословил, и попали они в одну группу с Модестом. Но он старше, он два года в текстильном отучился, а там утюги. Он говорит – я не буду учиться в текстильном техникуме.
(36.16)М: Понятно.
(36.18)ОБ: Вот, там матюгаются, ведут себя в общем. Он, вот всё, мать плакать, что как же такое, а тут батюшка вот его направил в семинарию как раз. Поэтому, вот он же старше.
(36.28)М: А кто его направил на религиозный путь – Дарья, это кто такая?
(36.32)ОБ: Это её родная мать Дарьюшка, Дарья.
(36.37)М: Мать Анастасии?
(36.38)ОБ: Да, да. Она очень была тоже религиозная бабушка. Вот она восемнадцатилетняя вышла на вдовца с пятью детьми и своих троих, вот, растила. День и ночь работала – пряла, ткала и вязала. И стирала, и мыла и кормила. Ой, Господи, как это люди выдерживали тогда, в то время, Господи! И старенькая-старенькая, глухая, я зову – Куженкины, привезите, у меня маленькие ребятки, привезите бабушку с деревни, мне хоть понянькать, а она – да не надо, ну что, она уже старая, уже всё, глухоня, глухоня она глухая, ничего не слышит уже, глухоня. Вот Коля мой старший помнит. Бабушка Дарьюшка – глухоня. Я отдам их, вот постарше стали, в деревню поедут туда к бабушке коз пасти.
(37.33)М: Сколько ей было лет тогда?
(37.34)ОБ: А?
(37.35)М: Лет-то ей сколько было?
(37.36)ОБ: Бабушке-то? Да, наверное, она старая, я даже не знаю. Вот должны же вот у Павла быть эти похоронные свидетельства о смерти. Не знаю, старая она, умерла старая.
(37.34)ОБ: А?
(37.47)М: А жила она где? В том же самом Федово?
(37.49)ОБ: Ну, она, нет, она у неё. Где она в Федово? В Федово они никогда не жили. На Ниве она, у своей дочки. Дочка вышла замуж на Ниву, а вообще у них Ермаково видать родина. Вот, там осталась ещё она невестка. Вот, сына взяли в армию у бабушки, Дарьюшкиного, он погиб тоже, а  невестка осталася с двумя сыновьями, а бабушка перешла к своей дочке на Ниву.
(38.24)М: Понял, значит жила в Ниве-2.
(38.28)ОБ: Да, со своими, Дарьюшка. Вот, В церквушку ходила и молилася. Вот, отец Леонид там служил Арнатский, дал направление Борису.
(38.44)М: А отец Леонид Арнатский кем приходится новомученику Арнатскому знаменитому? Родственником?
(38.50)ОБ: Какому?
(38.51)М: Философу.
(38.53)ОБ: Ну, они из одного рода, фамилии Арнатские. Вот я говорю, они были эти…
(38.59)М: То есть Леонид, высланный из Питера.
(38.51)М: Философу.
(38.59)ОБ: Да, на сто первый километр. И главное слушайте, он, это, десять лет отбыл в тюрьме, и матушка тоже, она видать тоже из духовного звания. Екатерина Боголеповна, его супруга. Екатерина Боголеповна и брат у неё Боголеп Боголепович, приезжал сюда в Федово. Я приходила уже, я их видела. Вот, и когда там, что вот, у неё трое осталось, у матушки, батюшка в тюрьме – отец Леонид Арнатский. Её научили – отрекись от мужа, чтоб детям учиться. Вот. Она видать это сделала. А уж чему и как выучились дети – секрет, я не знаю. Я не касалась девчонки этой, мне не пояснял никто. Но факт тот, что батюшке-то в тюрьму-то доложили, и он пал духом в заключении, где он был, он стал пить и курить, вот. И он из тюрьмы пришел заядлый куряга, вот. А когда он вышел из тюрьмы, матушка приехала к нему. Уже здесь семьи свои имели, вот, и она вот, из Волочка, кода он тут, похоронили его, уехала к сыну. И был это, я туда ездила… какой же?.. Нерих-то, вот – в Нерихте она там, вот где-то, Нерих-то. И такие были ряды, как у нас в Волочке, но низкие такие, как в уменьшенном виде, бедней, конечно, Волочок.
(40.46)М: (Нрзб.) Екатерина Боголеповна, она потом отреклась от отца Леонида.
(40.49)ОБ: Ну, вот она, научили видимо. Вот такую я историю знаю. И вот он здесь служил в этом, в Федове-то. А потом он заболел, у него, ещё он тут был, уже тут в Федове служил этот, Архимандрид Никон Белокобыльский, уже тоже монах Киево-Печерской Лавры с подворья с питерского, Мария Николаевна, там все её знали, и она всех знала киевских монахов питерских, потому что они туда ходили молиться всей семьёй, десять человек. Вот, так, и это, она вот похоронила, он же здесь в больнице лежал, ему отняли обе ноги, гангрена из-за курения. И он пил вино. И он это, уже отслужит службу, Борису пихает деньги, трясётся – иди, пол литра мне купи. Пол литра. А он – батюшка, я не пойду покупать, я не пойду покупать. Борис отказывался покупать водку. Он уже водку, вот, и курил. Отслужит службу, и потом ему отняли тут ноги. Он лежал, я в больнице навещала, ему ампутировали одну и вторую. И всё равно, он лежал вот так, курил, у него пепел сыпался, он курил без ног. Ну и скончался, вот, его похоронили, и могилу отрезали, вот так могилу – крест стоит, кругом ограда, сделали вот здесь, рядом отец Фёдор к церкви приложен, а тут белый крест его. И было написано – Иерей Арнатский, чего-то нет тут, в гругляшке нет. Я хочу возобновить, а то, вот крест – это его стоит, и могила вот так к кресту квадратик
(42.46)М: Она отреклась – она потом вернулась к нему?
(42.48)ОБ: Ну, вот вернулась она в Федове, что бы дети учить. Тогда вот все отрекались жены, мужья сидели в заключении, чтобы детям учиться. Лишенцам не давали учиться, детям. Кто отрекался, кто не отрекался. Вот такая история. Вроде говорили, что стал вот алкоголиком, курильщиком. Вышел, но вот священство ему не сняли и дали приход. Но вот он вот такой был, отслужит службу, Борис говорил мне, рассказывал, я замуж вышла, вот он его в семинарию направил, а страдал этим пороком. Да…
(43.37)М: Так, следующий снимок.
(43.39)ОБ: Она похоронила его, больше она не приезжала. У неё даже остались у нас какой-то самовар, какие-то в самоваре вещи, что-то были внутри самовара, большой самовар. И вот, а сама уехала и всё. Я вот ездила в Ярославль к тёте Вале, и я говорю, ну что на чердаке стоит, давайте, Мария Николаева я свезу туда. И вот я девчонка, тащила это в мешке (смеётся), чего это в мешке – картофель думали? – самовар, в самоваре чего-то там у неё было наложено. И это, я чуть не потеряла это. Там такая пригородная электричка ходила – «мотание» по прозвищу, «мотание» туда-сюда. Ну вот…
(44.23)М: Ольга Борисовна, давайте уже, просто времени жалко, поэтому надо просто побыстрее. 
(44.27)ОБ: Свезла я ей. 
(44.29)М: Давайте следующий снимок.
(44.30)ОБ: В Нерих-то.
(44.31)М: Вот здесь вот написано сверху. Запись такая есть.
(44.37)ОБ: Да, вот это батюшка, это тоже десять лет там.
(44.41)ОБ: Написано: «Папочкина запись».
(44.41)ОБ: А это папина запись здесь.
(44.42)М: «Малышев». Вот это чей подчерк?
(44.41)ОБ: Это папина, это папин подчерк
(44.49)М: То есть, это подчерк отца?
(44.50)ОБ: Да, чего тут я приклеивала, я не помню теперь, да.
(44.55)М: «Говорить о людях плохое мы имеем право только в двух случаях: для его смирения…» Помните такую запись? Это откуда вообще?
(45.08)ОБ: Не знаю, не помню я откуда. Чего я приклеила сюда, откуда я знаю?
(45.12)М: Не помните, да? По какому поводу было сказано?
 (45.18)ОБ: Ну, чего – говорить о людях плохое в двух случаях, при смирении… Чего? И всё?
(45.26)М: Второе: «Для предупреждения от общения с ними плохим человеком, ибо плохое содружество развращает доброе, добрые нравы. Всякое же осуждение, пересуды и тому подобное недопустимо среди воспитанных и интеллигентных людей. Папочкина запись. (Малышева Б. А.). Вот, ниже этой записи – фотография. Вот с левой стороны, значит, две женщины. Вот эта фотография, вот она. Значит, здесь написано – монахиня Олимпиада, Ольга Сергеевна.
(46.03)ОБ: Вот это наша кормилица, вот эта Ольга Сергеевна, монахиня Олимпиада Герасимова и Мария Николаевна, моя опекунша, Изотова, вот, монахиня Марина. Это уже тайная монахиня, в Вырице постригал их.
(46.20)М: С левой стороны кто тут стоит?
(46.21)ОБ: Ну, вот это – Ольга Сергеевна в чёрном.
(46.26)М: А в белом – это?
(46.27)ОБ: А в белом моя опекунша. 
(46.29)М: Монахиня Марина.
(46.30)ОБ: Да, но она не носила монашеское, ну, она в тёмном, а это летом.
(46.35)М: Какой то год?
(46.36)ОБ: Ой, даже не знаю, какой год, где-то они снимались, это скамеечка тут?
(46.45)М: Похоже, что это лето.
(46.46)ОБ: Летом, конечно, летом. Газовый шарфик – это ещё от моей мамы (нрзб.), шарфик такой.
(46.54)М: А какой год, не помните? Так, а снято  было у дома какого-то известного, или непонятно где?
(47.04)ОБ: Не, тут уже снято… не знаю даже где это снято.
(47.10)М: Ни даты не помните? Хорошо. Значит, здесь следующий снимок. Иеромонах Иоанн служил в соборе…
(47.19)ОБ: Да, это к отцу Фёдору дали его. Ни одного зуба, и выбритый из тюрьмы, десять лет пробыл в заключении. И, вот вернулся значит монах, вот он тут и умер. Тут и Ольги Сергеевны могила и дальше его могилка тут в старом кладбище. Похоронен он в чужой могиле.
(47.43)М: А какого времени этот снимок?
(47.47)ОБ: Не знаю, он подарил, потому что… Моя опекунша, она со всеми сразу, он, это, как в храме появился, там ко всенощной пришли, вот сразу и познакомились. Он говорит – это мои первые друзья. Вот она сразу с ним, она всех любила, Мария Николаевна, духовенство (нрзб.). Он жил на квартире здесь, левым хором управляла Анна Фёдоровна, она там к вокзалу.
(48.18)М: Так, а когда он появился-то, в каком году?
(47.22)ОБ: Не знаю. Отец Фёдор-то, и кладбище было открыто, и собор открыт, он один тут, вот и появился монах,  и ещё другие батюшки появлялись.
(48.34)М: То есть он второй пришел в Волочок, второй священник, который был в Волочке?
(47.38)ОБ: Да, почти что.
(48.40)М: А фамилия как его?
(47.42)ОБ: Я не помню, не знаю.
(48.44)М: Он числился в соборе или где-то в другом месте?
(47.47)ОБ: А?
(48.47)М: Он числился в соборе?
(47.48)ОБ: Да, да, его ж должны там и поминать всё-таки вот кто служил. Там ещё другие батюшки, но те как-то, молодой, вот я помню, папа лежал больной уже, молодой навещал, какой-то Вениамин был, красивый, чёрный такой, но тот куда-то не долго, не знаю. Тут это, и псаломщики, дьякона были какие-то, не пойми какие. Очень сначала был хороший, это тоже из монахов, украинец, тоже с киевского подворья питерского, тоже здесь вот он жил уже у монашек, уж вон дом разобрали теперь угловой, это, отец Харлампий, он дьяконом служил, вот, киевский тоже, но с Питера он. А они сто первый километр, им ни в Питер нельзя, ни в Киев нельзя. Вот здесь в Волочке, даже мне могилку показывали иеромонаха тоже, иеродьякон или монах просто, Пантелеймон какой-то тоже ионах здесь похоронен. 
(50.06)М: То есть он появился вторым после отца Фёдора.
(50.07)ОБ: Да не после, а отец Фёдор и был. Отец Фёдор только скончался, к нему, потому что тут две церкви открыто, отец Фёдор один. Конечно надо тут было.
(50.23)М: Так, в помощь к нему.
(50.25)ОБ: Да, и был дьякон иеромонах Харлампий. Иеродьякон , иеродьякон Харлампий.
(50.37)М: В тоже время (нрзб.)?
(50.38)ОБ: Да, всё время, ну он тут высланный был, он сразу и стал дьяконом.
(50.45)М: Значит, и в тоже время появился дьякон.
(50.48)ОБ: Да, он сразу был. Он долго тут служил.
(50.53)М: Это какой год-то был? 
(50.56)ОБ: Когда открыли? Сорок, сорок второй – кладбище уже открыли, и тут вскоре и собор открыли. Отец Фёдор говорит сорок второй – собор отдали. Но я не знаю, мы же уже в войну год ходили, полтора, в Федово ходили. Я чего-то не знаю. Сорок первый, сорок второй, сорок третий, наверное, собор, он чего-то в проповеди говорил – сорок второй числится открытый собор. Сорок второй – кладбище дали только. Я чего-то сомневаюсь что этот (нрзб.) сказал, так что собор открыли, наверное – сорок третий. Но он не долго был закрыт, собор-то. Только замалевали его, всё сожгли, разграбили и замалевали всю живопись.
(51.42)М: А когда умер Иеромонах Иоанн?
(51.46)ОБ: Ой, там наверное, на могилке написано, я не помню. Девчонкой я навещала его больного, ну вот, всё это, всё исповедывал, сидел там, на клиросе, на солее там наверху, всё это, великий пост всё сидя исповедывал, сидя исповедывал старушек этих. Им надо всё в первый день великого поста, и крестопоклонную, и страстную, и всё исповедаться, причащаться – вот, мы скоро умрём, скоро умрём. Я говорю – вы батюшку замучили, отца Ивана, всё исповедаться там, вот. Я-то работала…
(52.29)М: Так, то есть он умер после войны вскоре?
(52.33)ОБ: Кто после войны? Он после войны сюда только появился – собор открыли.
(52.38)М: Долго он служил?
(52.33)ОБ: Да, он порядочно служил, сколько-то лет. Вот на могилке там, наверное, есть дата его жизни.
(52.51)М: Понял, третья фотография – это кто такая?
(52.52)ОБ: Это, наверное, это, сюда приехал может быть, это, в сорок пятом.
(52.56)М: Ну, посмотрим, а вот это кто такая на фотографии, Ольга Борисовна? Ольга Борисовна? Вот это кто?
(53.04)ОБ:  Не знаю кто это. Тут чёрное всё такое, Господи.
(53.09)М: Сейчас подвинем. Схимонахиня Таисия, Вера…
(53.16)ОБ:  А, тётя Верочка, так а чего я её тут.
(53.18)М: …Владимировна.
(53.19)ОБ:  Ну вот эта, что Вы там…
(53.21)М: Кор… Коржавина.
(53.22)ОБ: Коржавина. Только вот чего такая карточка, я не знаю чего-то. От меня снимали?
(53.29)М: Значит надо переснять просто карточку, если она плохая.
(53.31)ОБ: Да, так нет, у Вас же вот до этого-то. А! Там могилка, там могилка, где её могилка была. Так она во весь рост, хороша карточка у меня была. Я чего-то не узнаю. Может быть она и хорошая, да я не вижу. Она чёрная это.
(53.51)М: Значит Вера Владимировна Коржавина.
(53.54)ОБ: Да, это вот она, когда мы были у схимонаха Вырицкого.
(53.51)М: Это была как раз его келейница.
(54.06)ОБ: Да, была, принимала она нас.
(54.08)М: Так, дальше, вот это вот. Написано: «Платонова Верочка». Непонятно, вот это или это.
(54.13)ОБ: А, Верчка – вот это, красавица. Но тут опять как-то чёрно. Она вот блондинка красивая очень.
(54.20)М: Так вот это Верочка или вот это Верочка. А это кто такая?
(54.23)ОБ: А это вот тётя Аня.
(54.24)М: Нет, а вот это вот кто такая, вот? Вот это кто такая?
(54.29)ОБ: Красивая, наверное, она и есть.
(54.31)М: Это она же самая?
(54.32)ОБ: Она же, это всё карточки тут снимали всё подряд. А это бабуся в нашем кресле сидит плетёном, ну и я тут сижу. Да, вот я, я это она.
(54.32)ОБ: «Мария Николаевна Изотова...
Да, Изотова.
(54.47)М: …моя опекунша».
(54.48)ОБ: Да, и я сижу. Это кто-то – Модест снимал. А это тётя Анечка Усс. Её вот арестовали вместе, от нас вот.
(54.57)М: «Тайная монахиня после вдовства», - написано.
(55.01)ОБ: Да, она овдовела.
(55.02)М: «Мы сидим на террасе Римского, 67. А какой это год?
(55.10)ОБ: Не знаю. Модест в семинарии. Это, это уже в какой год? Это уже Модест наверное в семинарии купил у кого-то маленький фотоаппаратик, вот такие плёночки. Наверное он снимал вот это. Это уже семинаристом.
(55.29)М: То есть эту карточку снимал отец Модест?
(55.32)ОБ: Скорей всего, что это ж, потому что там мы сидели на террасе с мамой, я и брат, а это уже я барышней сижу с ней. У нас таких три плетёных было, один мы даже продали (нрзб.)
(55.52)М: Вот, если можно, когда будем около Урицкого, скажите в это тоже, что вот тут мы сидел на террасе, вот, я потом эту карточку…
(56.00)ОБ: Террасы там нету! Террасы… Там сплошь три окна было красивые,  вот такие рамы. А я ходила, смотрела, я не могу смотреть – там всё забито, какое-то одно окно сделано. Чего с этой террасой сделали? Там всё забито. Приделано, я даже не узнаю дома, чего я туда пойду террасу смотреть. Там сарай такой громадный был, и хлев, и курятник, и каретник, и сеновал. Я спрашиваю, говорю – а куда делся это, сарай-то? Вы-то продали наверное в деревню куда-нибудь это? Новый же. Ну, что дедушка строил, двадцать шестой год, двадцать восьмой, это въехали – двадцать девятый год. Всё новое там было. А – говорит – мы на дрова выхлопотали. Там уже общество слепых отказалось от этого дома, казённый пошел, жить стали в этом доме, все там переделали, а на дрова распилили. Ничего себе! Второй сарай. Я думала, куда продали на дачи.
(57.10)М: А вот эта женщина. Вот здесь вот. Последняя карточка.
(57.12)ОБ: Там всё пустое, и город, и всё запакостили.
(57.16)М: (Нрзб.) тётя Верочка, тёте Верочке – Анна Александрована. Кто такая  Усс?
(57.23)ОБ: Усс – тётя Аня. Ну, её забрали вместе с нашего дома, арестовали, но её отпустили. Вот матушку эту  Платонову забрали вместе, уже не отпустили. Брата арестовали, и она с матушкой (нрзб.). Бедненькая она. Она предчувствовала. Она говорит – лучше смерть, чем опять в тюрьму. Она была уже тоже в тюрьме оказывается, она говорила – лучше смерть, чем опять в тюрьму.  Вот маму забрали и её. И её. Но тётю Аню отпустили. Она двоюродная сестра Платоновой. Платонов(нрзб). Они говорил, что это двоюродная сестра. Она тоже в монастыре там же была. Тоже вроде как она не монахиня, не пострижена, а вроде как послушница-то. Она старенькая, измученная вся, старенькая. Она всё нам писала письма. Но её выслали в Молоковский район. Она где-то туда по назначению прибыла в сельсовет молоковский. Там, когда-то в деревню, она нянчилась, жила хорошо, нянчила ребеночка, списалася с двоюродными сёстрами с какими-то питерскими, эвакуированы они были с Питера. И она их нашла как-то, списалась, и нам всё время писала письма, и уехала туда к сёстрам. А что тогда уехала. Видимо там было плохо, она в детсаду уборщицей работала, простудилась и у неё нарыв на локте образовался. И она умерла там уже, (нрзб.) писала.
(58.51)М: В Питере?
(58.52)ОБ: Да нет, к сёстрам, где-то эвакуированы в войну, к двоюродным уехала. Две сестры где-то были двоюродные. И она туда умчалась из Молоковского района. А тут бы сидела бы она в войну бы, пережила. Чего ж  в деревне и молочко всегда там, и курочки на месте не далеко. А куда-то уехала, не знаю.
(59.14)М: Она была Платоновым кем?
(58.52)ОБ: Она двоюродная сестра им была. Вот она, они жили-то сто первый километр, но они находилися в Малой Вишере, вот. Платонова Александра Фёдоровна. Сестра Симеона Фёдоровича, и она. Она жила вместе с Платоновой Александрой Фёдоровной, вмете.
(59.41)М: Её арестовали за что?
(58.44)ОБ: Её не арестовали, выпустили. Забрали с мамой вместе. Ну, разобрались и выпустили её. Она прибежала, как безумная, выслали в Молоковский. Потому что они приехали сюда в Волочок, хотели здесь прописаться. Вот, мама даже и разрешила, что война уже. Им дали направление куда-то эвакуироваться с Малой Вишеры. Ини приехали сюда, хотели к брату, значит, поближе в Волочке. А им запретили, не разрешили прописываться. Но они как-то задержалися здесь. И вот, когда арестовали Симеона Фёдоровича и маму, а они тут оказались – почему вы не уехали, вас куда направляли. Вот, куда-то их направляли с Малой Вишеры. А они куда-то не доехали. Вот хотели здесь. Вот это, быстро ж это. Вот, смотрите, война началась, а через месяц папу взяли в армию, ровно через месяц. Потом мама заболела дизентерией. Месяц пролежала в больнице. Мы вот с ними тут со старухами были четыремя. Тётя Варя Корнаухова, Мария Николаевна и эти, матушка и тётя Аня, сестра двоюродная.
(01.00.59)М: Матушка Олимпиада?
(01.01.10)ОБ: Да не Олимпиада, а вот Платонова. Были все у нас тут. Ну, с Малой Вишеры тогда уехали, снялися, куда-то им надо было эвакуироваться, они приехали сюда, их тут прописали (нрзб.). Куда-то было им направление эвакуироваться-то. Я ж не знаю (нрзб.)
(01.01.20)М: Понял.
(01.01.21)ОБ: Они не доехали, их арестовали вместе. Ну, а её потом выпустили в Молоковский район. Вот она там жила. Разыскала сестёр, уехала куда-то на север к ним. Только зря. Писала она (нрзб.) адрес был. Писали ей, всегда писали.



пятница, 13 июля 2012 г.

Родословная роспись рода МАЛЫШЕВЫХ


      
Поколение 7      
1. Анисимов Николай Борисович      
Родился: 04.01.1953. Место жительства: Россия, Петербург. Возраст: 59. Род: Анисимовы
Отец: Анисимов Борис Николаевич (4)
Мать: Анисимова (Малышева) Ольга Борисовна (5)      
      
2. Анисимова Мария Борисовна      
Родилась: 08.02.1954. Место жительства: Россия, Петербург, Отрадное. Возраст: 58. Род: Анисимовы
Отец: Анисимов Борис Николаевич (4)
Мать: Анисимова (Малышева) Ольга Борисовна (5)      
      
      
3. Малышев Валентин Модестович      
Родился: ?. Место жительства: Россия, Петербург, пос. Лисий Нос. Основное занятие: ювелир, модельщик судов
Отец: Малышев Модест Борисович (6)      
      
      
Поколение 6      
4. Анисимов Борис Николаевич      
Родился: 24.02.1928. Умер: 26.09.1996. Продолжительность жизни: 68. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Основное занятие: священник. Род: Анисимовы
Жена: Анисимова (Малышева) Ольга Борисовна (5)
   Сын: Анисимов Николай Борисович (1)
   Дочь: Анисимова Мария Борисовна (2)      
      
5. Анисимова (Малышева) Ольга Борисовна      
Родилась: 24.01.1928. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Возраст: 84. Основное занятие: матушка. Род: Анисимовы
Отец: Малышев Борис Алексеевич (10)
Мать: Малышева (Мухина) Мария Николаевна (11)
Муж: Анисимов Борис Николаевич (4)
   Сын: Анисимов Николай Борисович (1)
   Дочь: Анисимова Мария Борисовна (2)      
      
      
6. Малышев Модест Борисович      
Родился: 24.12.1929. Умер: ?. Место жительства: Россия, Петербург, пос. Лисий Нос. Основное занятие: священник. Род: Малышевы
Отец: Малышев Борис Алексеевич (10)
Мать: Малышева (Мухина) Мария Николаевна (11)
Сын: Малышев Валентин Модестович (3)      
      
      
7. Малышев ? Борисович      
Родился: ?. Умер: ?. Основное занятие: умер млад
Отец: Малышев Борис Алексеевич (10)
Мать: Малышева (Мухина) Мария Николаевна (11)      
      
      
8. Малышев ?? Борисович      
Родился: ?. Умер: ?. Основное занятие: умер млад
Отец: Малышев Борис Алексеевич (10)
Мать: Малышева (Мухина) Мария Николаевна (11)      
      
      
9. Малышев ??? Борисович      
Родился: ?. Умер: ?. Основное занятие: умер млад
Отец: Малышев Борис Алексеевич (10)
Мать: Малышева (Мухина) Мария Николаевна (11)      
      
      
Поколение 5      
10. Малышев Борис Алексеевич      
Родился: 03(22).06(05).1897. Умер: 11.05.1949. Продолжительность жизни: 51. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Основное занятие: диакон
Отец: Малышев Алексей Иванович (13)
Мать: Демина Параскева Ивановна (12)
Жена: Малышева (Мухина) Мария Николаевна (11)
   Дочь: Анисимова (Малышева) Ольга Борисовна (5)
   Сын: Малышев Модест Борисович (6)
   Сын: Малышев ? Борисович (7)
   Сын: Малышев ?? Борисович (8)
   Сын: Малышев ??? Борисович (9)      
      
11. Малышева (Мухина) Мария Николаевна      
Родилась: 24(11).06.1904. Умерла: 13.04.1942. Продолжительность жизни: 37. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Род: Мухины
Отец: Мухин Николай Кондратьевич
Мать: Морозова Евдокия Кузьминична
Муж: Малышев Борис Алексеевич (10)
   Дочь: Анисимова (Малышева) Ольга Борисовна (5)
   Сын: Малышев Модест Борисович (6)
   Сын: Малышев ? Борисович (7)
   Сын: Малышев ?? Борисович (8)
   Сын: Малышев ??? Борисович (9)      
      
      
Поколение 4      
12. Демина Параскева Ивановна      
Умерла: ?. Из Петергофа. Модница.
Муж: Малышев Алексей Иванович (13)
   Сын: Малышев Борис Алексеевич (10)      
      
13. Малышев Алексей Иванович      
Родился: ?. Умер: ?. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Основное занятие: Купец 1 гильдии. Ктитор Казанского жен м-ря
Отец: Малышев Иван Федорович (19)
Жена: Демина Параскева Ивановна (12)
   Сын: Малышев Борис Алексеевич (10)      
      
      
14. Малышева Ольга Ивановна      
Родилась: 13(01).07.1866. Умерла: 16(04).10.1870. Продолжительность жизни: 4. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Род: Малышевы. жили в дер доме - до каменного на Ванчаковой линии.
Отец: Малышев Иван Федорович (19)
Мать: Нечаева Екатерина Петровна (20)      
      
      
15. Малышев Николай Иванович      
Родился: 14(02).05.1868. Умер: 08(27).04(03).1869. Продолжительность жизни: 10 месяцев. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Род: Малышевы
Отец: Малышев Иван Федорович (19)
Мать: Нечаева Екатерина Петровна (20)      
      
      
16. Малышев Михаил Иванович      
Родился: 06.01.1870(25.12.1869). Умер: 29(17).07.1870. Продолжительность жизни: 6 месяцев. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Род: Малышевы
Отец: Малышев Иван Федорович (19)
Мать: Нечаева Екатерина Петровна (20)      
      
      
17. Малышев Алексей Иванович      
Родился: 04(23).02(01).1871. Умер: ?. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Род: Малышевы
Отец: Малышев Иван Федорович (19)
Мать: Нечаева Екатерина Петровна (20)      
      
      
18. Малышев Нил Иванович      
Родился: 01(20).06(05).1872. Умер: 07(25).07(06).1872. Продолжительность жизни: 1 месяц. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек
Отец: Малышев Иван Федорович (19)
Мать: Нечаева Екатерина Петровна (20)      
      
      
Поколение 3      
19. Малышев Иван Федорович      
Родился: Около ?(1845). Умер: 22(10).06.1895. Продолжительность жизни: 50. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Основное занятие: тряпичник. сгорел 2-х эт деревянный дом. "Смерть была моментальная. Случился напротиву нашего дома пожар, который истребил 65 домов. На папашу это так подействовало, что можно подумать, что он отэтого и скончался" -
Отец: Малышев Федор Петрович (21)
Сын: Малышев Алексей Иванович (13)
Жена: Нечаева Екатерина Петровна (20)
   Дочь: Малышева Ольга Ивановна (14)
   Сын: Малышев Николай Иванович (15)
   Сын: Малышев Михаил Иванович (16)
   Сын: Малышев Алексей Иванович (17)
   Сын: Малышев Нил Иванович (18)      
      
20. Нечаева Екатерина Петровна      
Родилась: ?. Умерла: 29.05.1918. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Род: Нечаевы. на 88 году жизни сконч
Отец: Нечаев Петр Феоктистович
Муж: Малышев Иван Федорович (19)
   Дочь: Малышева Ольга Ивановна (14)
   Сын: Малышев Николай Иванович (15)
   Сын: Малышев Михаил Иванович (16)
   Сын: Малышев Алексей Иванович (17)
   Сын: Малышев Нил Иванович (18)      
      
      
Поколение 2      
21. Малышев Федор Петрович      
Родился: Около ?(1809). Умер: 22(10).01.1888. Продолжительность жизни: 79. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Род: Малышевы
Отец: Малышев Петр (22)
Сын: Малышев Иван Федорович (19)      
      
Поколение 1      
22. Малышев Петр      
Умер: ?. Место жительства: Россия, Тверская обл, г. В-Волочек. Род: Малышевы
Сын: Малышев Федор Петрович (21)      
      
Персон: 22. Дата построения отчёта: 24.08.2012          
           
1   

Архивный док-т ("Параскева...")





































                                                  Параскева
                      Матушка спросила игуменью Досифею
                      Взять одну из дочерей дочь Ольги Егоровны
                      В монастырь. Матушка игумения

                      Благословите
                      Иоанн Кронштатский
                     Ей антихрист готов ответет

                       Елизавета Яковлевна (Лиза) вышла
                       за латыша.

                       Палька – Павлина Чекулаева за
                       мужем за Боршотовым.

Архивный док-т ("Как имя...")



























Как имя – Михаил Николаевич
Кудряшовы сестра Анастас. Як.
Ее муж начальн.Вышнев. станции до революции умер своей смертью.
Была дочь Серафима. где? Не знаю. Она вышла замуж за Волгина.
Пашкова Мария Як. Сын Александр директор хрустального завода в Чудове.
Второй брат Борис в Москве сестра Алевтина Ивановна – тоже в Москве на
Лефортовском вале.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------
У Ек.  Як. было два брата Вас. Як. И тот кто жил на Урицкой к почте бородка клинышком.
Комаров Васил. Яковл. Жена Екатерина Яковлевна Натка Воронцова взяла от брата своего Василия Яковлевича дочку Симу и удочерила ее. Сима замужем за Ивановым, кот. ум. св.
У Симы дочка Оля, а у Ольги тоже дочка Любочка. Ольга разошлась с мужем и живет у Симы. На Красна Слоне была сестра Шура (Александра Яковлевна Первухина) дочь Людмила была апперация в 1987 году обещала приехать как поправится к т.Мане.



Т. Маня приезжала в Москву к Бреневой Ане Ильиничне, а Тоня – инженер вся в золоте не хотела знаться.
Дядя опикун Илья – его дети Шура (Нюта Анна), Маня(Паля Наталья) Вася, Женя, Верочка
Матушка Параскева( в миру Наталья Егоровна)
Позапрошлом году Люся видела Тоню – она очень полная больная а Люся перенесла аперацию.
От Василия Ильича есть дети. Тоня имеет с ними с племянниками связь – они в Москве.
Первухина Александра Яковлевна
Ольга Яковлевна сестра милосердия 
Была черная оспа, все боялись, она взялась лечить. Заболела и умерла. Незамужняя.

Архивный док-т ("Могила Кудрешовых...")




Могила Кудрешовых за могилой Малышевых.
Мы искали могилу родителей Лид. Як. Кошоровой.

На фотографии Маня Пашкова старшая сестра Л.Я. 2-я сестра. Оля сестра милосердия работала в бараке всех почти вылечила, но сама заразилась черной оспой.
Маня жила в Москве с дочкой Алей и сыном Борисом. (Мы останавливались в Москве у Али Пашковой).
Тетю Маню взяли в монастырь трех лет после смерти матери, а у папы остались двое детей – Наталия и Клавдия. Наталия – мама крестная т. Мани. Папа упросил мамину сестру Наталию Егоровну ( в монашестве матушка Параскева) взять т. Маню в монастырь т.к. ему трудно с троими. Матушка Параскева первоначальная монахиня – в монастыре с 15 лет – помогала строить монастырь.

Архивный док-т ("У Чекулаевых...")


                 У Чекулаевых было 9-ть домов по Садовой улице у них было похоронное бюро   на Казанском проспекте. У них был дом в Бологое. Муж Павел Афанасьевич был очень добрый. Крестили в церкви Вознесения. Старик священник дал т. Маню не Наталии ( неясно), а тетушке Параскевы и сказал:”На воспитывай”.
                  Тетушку отвезли в монастырь в 15 лет матушка Сергия отвезла ее, и она не захотела возвратиться. Отец много пожертвовал (Гринев) в монастырь.
       Т. Маня прив. в мон. в 3-и года? Правда ли это
       Кто Лялька       кто Боршотовы   Палька?

 ПРИПИСКА СБОКУ: Какая сестры в Москве? 2-е сестры?


                  1987 год от Осокиной Марии Васильевны.
Леленька родом из В.Волочка. Отец Яков Миронович, мать Мария Егоровна держали чайную (большая) на улице рядом с Екатериновским проспектом (к вокзалу) и Казанским проспектом – проспект Ленина.
                   Тетя Маня родилась в Петербурге в 1902 году. В ноября 28 числа на Демидовом переулке (от Сенной площади). Родина родителей село Ясиновичи ( явился образ Спасителя на Ясине). Мама Ольга Егоровна из дома Бреневых. Мама Марии Вас. Ольга Егоровна Бренева папа Вас. Матвеевич Осокин.
                   Мамин брат Илья Егорович. Его дети Василий? Евгений – убили на фронте.
Александра, Анна, Мария, Наталия, Вера и др. дочь Тонька живет в Москве не знается.
Леленькина сестра Чекулаева Анна Яковл. Умерла ее дочь в Семфирополе Зинаида.
Женя, Шура – звали.
                   Коля, Палька – в Волочке – Бормотова Муська в детстве.

Поздравление о. Модесту с рукоположением


                                                                 +
                                                 Глубокоуважаемый
                                                о. Модест Борисович!
                                           Приветствую Вас прежде всего
                                           с принятием иерейского сана!
                                           Сердечно радуюсь за Вас – честное
                                           священство – трудный подвиг:
                                           Дай  Господь Вам постоянного
                                           горения духом “непрестанно
                                           молиться и о всем благодарить”по
                                           Апостолу, а наипаче заполучение
                                           великого дара, облекшаго нас
                                           дерзновением “внити во святая
                                           святых , идеже приникнути святи
                                           Ангели желают; самозрачно зрети
                                           лице святии возношении; наслаждатися
                                           Божественная и Священная Литургии
                                           Помогает Вам Господь.
                                           Привет Вашей Матушке, хотя
                                           ее я и не знаю. Пришлите ваше
                                           общее фото – очень приятно на
                                           вас обоих посмотреть.
                                           Я получил письмо от М.Н. и
                                           написал Вам и о. Борису с Ольгой
                                           Борисовной.
                                           Мы живем пока помаленьку.
                                           Вся надежда теперь на вас
                                           молодых продолжателей
                                           нашего общего дела во славу Церкви
                                           Божией. “Горе имеем совокупно сердца!
        15/1 – 59г.
                                          

монахиня Анастасия Платонова и родители о. Модеста

ИНТЕРНЕТ-версия:
http://ricolor.org/journal/sm2005/11/


 Источник Санкт-Петербургские епархиальные ведомости №30 2003 г.
ДОМ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ. На высотах духа. 
М.В.Шкаровский. 
Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. №30 2003г.

ЦИТАТА:

22
заключении матушка Анастасия могла проживать лишь за пределами 100-километровой зоны вокруг крупнейших городов, в том числе Ленинграда. Поэтому она и выбрала ближайший возможный для проживания поселок на железной дороге, также равноудаленный от города Вышний Волочек (ныне Тверской обл.), где жил ее брат о. Симеон Платонов.
14 июня 1938 г. матушка была взята на учет в органах НКВД Малой Вишеры, поселилась она у своей племянницы Анны Александровны Усе, на иждивении которой находилась. Все церкви в округе были уже закрыты, и монахиня Анастасия периодически ездила в Вышний Волочек к брату. Он также после ареста в 1932 г. отбыл пятилетний срок в Темниковском исправительно-трудовом лагере, был освобожден в 1937 г. и поселялся в Вышнем Волочке, так как там жила сестра его жены Софьи* Харитоновны - Мария Харитоновна Милюкова. В 1937-39 гг. о. Симеон работал в регистратуре городской больницы, по очистке улиц в горкомхозе, сторожем городского театра, а с 1939 г. - сторожем дровяного склада ткацкой фабрики "Парижская Коммуна", одновременно он служил регентом церковного хора в городском соборе до его закрытия в июле 1940 г. Верующие пытались отстоять храм - в феврале 1941 староста М.Р.Данилов ездил в Москву с коллективным ходатайством об открытии собора, но безрезультатно. В этих условиях о. Симеон стал окормлять бывших прихожан храма, с июля 1940 г. устраивая молебны, всенощные, совершая требы в своем доме, а также в домах монахинь Нектарии, Репсилии и ревностной прихожанки собора Марии Николаевны Малышевой.
Эти тайные богослужения и посещала мать Анастасия, приезжая на несколько дней в Вышний Волочек. Так, в мае 1941 г. она приехала на 10 суток в город, остановившись у Малышевой по адресу: ул. Урицкого, 67. В это время матушка случайно встретилась с известным ленинградским протоиереем Константином Верзиным, с которым в 1934 г. была вместе осуждена по делу "евлогиевцев". Пыталась она встретиться и с подругой по лагерю Верой Соколовской, но не смогла. В этот, как и в другие приезды, мои. Анастасия участвовала в тайном богослужении у Малышевых, исполняя обязанности псаломщика.


23
10 июня она отправила брату письмо, в котором отмечала правильное религиозное воспитание детей Марии Николаевны.
С началом Великой Отечественной войны прежняя жизнь стала невозможна. О. Симеона призвали в армию, и он на призывном пункте просил зачислить его санитаром. Но затем Платонова освободили от службы по здоровью, и он стал работать табельщиком хозяйственного отдела и счетоводом подсобного хозяйства фабрики "Парижская Коммуна". Призвали в армию старшиной и мужа М.Н. Малышевой, также бывшего прихожанина Вышневолоцкого собора Бориса Алексеевича. Мон.Анастасия вместе со своей племянницей А. Усе 5 сентября 1941 г. в связи с объявленной эвакуацией выехала из Малой Вишеры и отправилась к брату.
К тому времени Вышний Волочек оказался в прифронтовой полосе, и матушка, обратившись в местное отделение милиции, как "социально-опасная" получила отказ в прописке. Не желая покидать родных, она все-таки вместе с племянницей осталась жить в городе, как и прежде в доме Малышевых. Ее настроение тех дней хорошо передает конфискованная при аресте записка к брату: "Я в своем уголке, только долго ли будем, Господь знает. Ну его воля и слава и благодарение ему за все, за все, за всю жизнь, за все скорби и радости. Храни тебя Господь, м.б. тебя и всех Вас".20
Относительное благополучие было недолгим. 17 октября 1941 г. агенты НКВД арестовали по обвинению в антисоветской агитации о. Симеона, а на следующий день еще 5 человек, в том числе мать Анастасию. В постановлении на ее арест указывалось: "Платонова Александра Федоровна, будучи враждебно настроенной к существующему в СССР строю, проводит враждебную советской власти деятельность. В условиях военного времени участвует в нелегальных сборищах на частных квартирах социально-опасных лиц, где наряду с отправлением религиозных обрядов проводится антисоветская деятельность. С сентября месяца проживает в г. Вышний Волочек на нелегальном положении".21
Матушка была доставлена в городскую тюрьму № 6 и в тот же день допрошена старшим оперативным уполномоченным

24
Ал. Платонова.
Под сенью веры
«алмА тсрйй, мютф'
II»
Дореволюционное издание книги А.Ф.Платановой
Вышневолоцкого городского отдела НКВД сержантом госбезопасности Голубкиным. Ее первый допрос практически ничего не дал следствию. На следующий день допрос повторился. Мои. Анастасии предъявили изъятую у нее при обыске адресованную брату записку с высказанной по версии следствия просьбой об устройстве службы в доме Малышевых. Матушка сказала, что записку написала она, но в ней говорится не о богослужении, а о "выполнении причащения запасными дарами, если была бы смертная нужда". Впрочем, увидев, что следствию известно о тайных службах в доме Малышевой, монахиня признала, что они "регулярно" проводились, но никаких бесед, тем более на антисоветские темы при этом не было.22
Органы НКВД очень спешили и не слишком заботились о сборе доказательной базы. Уже 19 октября было принято постановление об официальном предъявлении обвинения, в котором говорилось: "Платонова Александра Федоровна достаточно изобличается в том,


25
что, являясь враждебно настроенной к существующему в СССР строю, издавна встала на путь антисоветской деятельности. Несмотря на примененную к ней репрессию в 1934 г. за антисоветскую деятельность, таковую до сих пор не прекратила, возобновив ее сразу же после отбытия срока наказания, до момента ареста по настоящему делу в условиях военного времени принимала участие в нелегальных сборищах на частных квартирах социально-опасных лиц, где наряду с отправлением религиозных обрядов проводилась антисоветская деятельность. Заведомо зная об ответственности за уклонение от прописки, с сентября месяца и по день ареста проживала на нелегальном положении в доме арестованных ныне бывших торговцев Малышевых, прививала детям Малышевых антисоветские взгляды на религиозной почве".23
Следователям было важно, прежде всего, добиться от матери Анастасии признания в антисоветской деятельности и агитации. Поэтому ее третий и последний допрос - 20 октября проводил лично начальник городского отдела НКВД лейтенант госбезопасности Способин. Допрос проводился ночью с ноля часов 5 минут до 2 часов 50 минут. Неизвестно, какие методы воздействия (а в то время пытки были обычной практикой) применялись к больной престарелой женщине, но, в конце концов, она признала себя виновной в антисоветских действиях и "чистосердечно раскаялась". В протоколе допроса указывалось: "Просит снисхождения, чтобы имела возможность честным трудом принести какую-либо пользу". Впрочем, матушка конкретно назвала лишь одну свою фразу в разговоре с Малышевой, которую можно было расценить как "контрреволюционную". Позднее она повторила ее на суде: "Я говорила, что советская школа портит детей, и записываться в пионерский отряд, значит идти против Бога. До революции я была учительницей и часто писала стихи в духовных журналах". М.Н. Малышева также была настроена против пионерских отрядов и советского антирелигиозного воспитания в школах и естественно в разговоре выразила согласие со словами Платоновой. Признание факта этого частного разговора органам следствия оказалось вполне достаточно для доказательства обвинения в антисоветской агитации.24


26
По делу мои. Анастасии и ее брата о. Симеона проходили кроме Марии Николаевны и Бориса Алексеевича Малышевых бывший ктитор собора Михаил Романович Данилов и певчая соборного хора Валентина Николаевна Троицкая, которая вообще отказалась давать показания о ком-нибудь, заявив на допросе: "Я готова идти даже на смерть, но пусть пострадаю одна, а никого не выдам". Кроме конфискованных писем, фотографий, церковных книг органы следствия в качестве улики использовали рукопись бывшего полковника царской армии А.А. Давыдова "Для заметок религиозного содержания". Он до 1939 г. в качестве жильца проживал у Малышевых и после переезда в Лугу оставил свою тетрадь с записями в Вышнем Волочке. Все обвиняемые признали свою вину лишь частично, например, о. Симеон - только в проведении нелегальных служб для узкого круга лиц, известных "глубокой религиозностью"*и хорошо знакомых священнику. Остальные в основном признали только факт своего присутствия на богослужениях. Всего в доме Малышевых, по их словам, таких служб было около 10 с участием 6-8 человек.25
22 октября органы НКВД сфабриковали обвинительное заключение с разоблачением "антисоветской группировки" из 6 человек. Судебное заседание Военного Трибунала войск НКВД по охране тыла Северо­западного фронта проходило 24 октября в закрытом порядке, без вызова свидетелей. В своем последнем слове монахиня Анастасия сказала лишь следующее: "Какое бы наказание суд не определил, я остаюсь при своих убеждениях, моя жизнь - это вера в Бога. Я сознаю свои ошибки в нарушении законов о нелегальных сборах и прошу суд это учесть, я человек больной, но могу еще работать и приносить пользу".26
Несмотря на то, что никто из обвиняемых свою вину полностью не признал, и фактических доказательств их "антисоветской деятельности" не имелось, приговор Военного Трибунала оказался очень жесток - матушку Анастасию, Малышевых и В.Н. Троицкую приговорили к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с последующим поражением в политических правах на 5 лет и конфискацией личного имущества, а о. Симеона Платонова и М.Р. Данилова - к высшей мере наказания с конфискацией имущества.


27
Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал. Но очевидная сфабрикованность дела об "антисоветской группировке" бросилась в глаза, и военный прокурор Северо-западного фронта вынес протест в связи с приговором. Рассмотрев его 5 ноября 1941 г., Военный Трибунал решил заменить расстрел о. Симеона и Данилова на 10 лет лагерей. В отношении остальных осужденных прежний приговор остался в силе. В дальнейшем о. Симеон скончался в лагере.
Все шестеро приговоренных были реабилитированы 10 июня 1992 г. с указанием, что "материалами дела обвинение в антисоветской агитации не подтверждено". После вынесения приговора монахиня Анастасия прожила меньше месяца. К моменту ареста ей было 57 лет, а здоровье после первого срока в Томском лагере уже было серьезно подорвано. В медицинской справке от 21 октября 1941 г., выданной после осмотра матушки врачом тюрьмы № 6 говорилось, что она имеет "декомпенсированный порок сердца и годна лишь к легкому труду". Скончалась мои. Анастасия в тюрьме 19 ноября 1941 г.27
Дальнейшее изучение необыкновенной судьбы и поиски места упокоения выдающейся духовной дочери святого отца Иоанна Кронштадтского будут продолжаться. Но уже сейчас можно с уверенностью сказать, что литературное творчество монахини Анастасии (Платоновой) пережило десятилетия забвения. Ее духовные очерки, рассказы, стихи вновь начали активно публиковаться в последние годы и находят горячий отклик у современных читателей.
примечание
1. Платонова А.Ф. На высотах духа. Рассказы. М., 1998. С. 3.
2. Краснов-Левитин А. Лихие годы 1925-1941. Воспоминания. Париж, 1977. С. 123-124.
3. Кронштадтский пастырь. 1917. № 4. С. 52-54.
4. Санкт-Петербургская епархия в двадцатом веке в свете архивных материалов 1917-1941. Сборник документов. СПб., 2000. С. 245


---------------------------------------------------------------------------------
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ ИНЕРНЕТ-ВАРИАНТА ПУБЛИКАЦИИ:

М.В. Шкаровский

НА ВЫСОТАХ ДУХА

     Редакция журнала несколько лет назад (в 21-22 выпуске Санкт-Петербургских Епархиальных ведомостей, 1999) уже обращалась к теме жизни и творчества широко известной в начале XX в. русской духовной писательницы Александры Федоровны Платоновой, в иночестве - монахини Анастасии (1884-1941).
     Тогда читателям были предложены рассказы из цикла «На высотах Духа» и краткий очерк ее жизни, - все, что было известно к тому времени. Судьба мон. Анастасии после 1932 года нам не была известна, возможным годом ее кончины назывался 1937-й.

     Сейчас благодаря архивным изысканиям стало известно, что жизненный путь мон. Анастасии трагически завершился на четыре года позже, в 1941-м году, в Вышнем Волочке Тверской губернии. Здесь к этому времени проживало немало монашествующих. Среди них оказалась и мон. Анастасия. Вместе со своими родными и духовно близкими людьми она была арестована ужев 1941 году, после начала Второй Мировой (Великой Отечественной) войны и тогда же взошла на свою Голгофу, погибнув в застенке ГУЛАГа. Место погребения замечательной духовной писательницы, обратившей своими трудами к Богу души многих людей, - неизвестно. Память исповедницы монахини Анистасии - 6/19 ноября.

Монахиня Анастасия (Платонова)
Память 6/19 ноября
     Монахиня Анастасия (в миру Александра Федоровна Платонова) родилась 16/29 апреля 1884 г. в Петербурге в семье известного художника-иконописца Федора Константиновича Платонова (сына крепостного крестьянина Вологодской губ.). Ее отец в 1902-1903 гг. написал большую часть образов для трех иконостасов собора во имя святых Двунадесяти Апостолов столичного Иоанновского женского монастыря на наб. реки Карповки, а в 1907-1908 гг. - все иконы в храме-усыпальнице во имя св. пророка Илии и св. царицы Феодоры той же обители, где 22 декабря 1908 г. был погребен великий святой земли русской отец Иоанн Кронштадтский. В это же время Федор Константинович написал иконы для иконостаса церкви св. преподобного Серафима Саровского Серафимо-Антониевского скита Александро-Невской лавры в с. Зечеренье Лужского у. Петербургской губернии.
     С юных лет Александра была тесно связана с Иоанновским монастырем и глубоко почитала своего духовного отца - святого Иоанна Кронштадтского. Она получила хорошее образование, окончив 8 классов известной Введенской гимназии (в которой в свое время учился поэт Александр Блок), педагогические курсы, а в 1912 г. - Императорский педагогический институт. С 1 сентября 1912 по 1918 гг. Платонова работала преподавательницей истории и педагогики в женском училище принцессы Терезии Ольденбургской и в Петровской женской гимназии. В 1917 г. Александра Федоровна даже была назначена начальницей этой гимназии, находившейся на Плуталовой ул., 24. Первые два десятилетия молодая учительница проживала поблизости от гимназии на Большой Пушкарской ул. Петроградской стороны, сначала в доме № 28б, затем в доме № 50.
     Еще будучи гимназисткой Платонова начала писать в церковных журналах и вскоре, несмотря на молодость, стала известной церковной писательницей. Первая ее книга «Жертва разлада. Причина самоубийства по В.С. Соловьеву и Ф. Тютчеву» была издана в 1908 г., а следующая - «Пастырь-молитвенник», представляющая собой очерк о жизни о. Иоанна Кронштадтского - в 1912 г. 6 января 1912 г. вышел первый номер еженедельного журнала «Кронштадтский пастырь». Это было уникальное издание, содержавшее множество сведений о жизни и деятельности о. Иоанна, его прижизненных и посмертных чудесах, истории Иоанновского монастыря. Журнал издавало созданное в 1909 г. «Общество в память отца Иоанна Кронштадтского», членом которого состояла Александра Федоровна. Она сразу же вошла в число постоянных авторов «Кронштадтского пастыря». Так, уже в 1912 г. в журнале было опубликовано 24 ее стихотворения и три рассказа, в том числе замечательный рассказ об отце Иоанне «Неугасимая свеча». И в дальнейшем редкий номер обходился без статьи, очерка, стихотворения Платоновой.
     В 1912 и 1914 гг. вышли два больших сборника рассказов и стихотворений Александры Федоровны «На высотах духа» и «К радости совершенной». Именно они принесли Платоновой значительную известность и поставили ее в ряд крупных церковных писателей начала ХХ века. Оба сборника были посвящены современникам писательницы, их герои - учителя, студенты, гимназисты - преимущественно молодые люди, искренне верующие или ищущие веры, стремящиеся жить по совести. В 1914-15 гг. из под пера писательницы вышло более 10 брошюр о святых подвижниках: мученице Татиане, просветительнице Грузии св. равноапостольной Нине, св. епископе Тамбовском Питириме и др. Кроме того, были опубликованы книги рассказов о первых христианах, статьи о событиях Первой Мировой войны, очерк о жизни архиепископа Японского Николая, исторические повести о Древней Руси. Так, в повести «Над Днепровскими курганами» увлекательно описана Киевская Русь на пороге величайшего события, промыслительно преобразившего ее судьбу - Крещения. В основе другой повести - «Под грозой» лежат жизнь и подвиги святого благоверного великого князя Михаила Тверского. В книге показано, как в годы тяжелейших испытаний, когда над Русью нависло монголо-татарское иго, а внутреннюю жизнь расстраивали княжеские междоусобицы, святой князь и его супруга, святая благоверная княгиня Анна Кашинская, явили своим примером высоту служения Русской Православной Церкви и Отечеству.
     Исторические повести, как и ряд других произведений Платоновой, были адресованы, прежде всего, детям. В 1914-17 гг. писательница редактировала и издавала православный детский журнал «Незабудка». Цель этого издания была определена следующим образом: «Будить и укреплять в детях благородные стремления духа и любовь ко всему родному».[1 ] Можно отметить, что и собственное творчество Александры Федоровны было подчинено тем же целям. Опубликованные в журнале рассказы, стихотворения, короткие повести и сейчас читаются с большим интересом. Не случайно в 1998 г. в Москве был издан составленный из них сборник «Незабудка».
     Активно публиковалась Платонова и в целом ряде других журналов: «Русский паломник», «Голос Церкви» и т. д. Известный церковный историк А. Краснов-Левитин так писал о ее творчестве: «Ее очерки, статьи, разбросанные по церковным журналам, выходившим в Петербурге в предреволюционные годы, перечитываешь с живым интересом. Овеянные живым религиозным чувством, они трогают читателя и теперь, а ее очерк об архиепископе Николае Японском, изданный отдельной брошюрой в 1914 г., остается пока лучшей на русском языке биографией знаменитого миссионера. Читая эти очерки, угадываешь ее дальнейшую судьбу».[ 2 ]
     За 10 лет - с 1908 по 1917 гг. Александра Федоровна написала 32 книги и брошюры. Но эта кипучая писательская деятельность была прервана безбожной октябрьской революцией. Впрочем, первые неблагоприятные симптомы появились еще весной 1917 г. В это время «из-за растущей дороговизны печатного дела» перестал выходить журнал «Кронштадтский пастырь». Среди публикаций его завершающих номеров привлекает внимание статья А. Платоновой о дневнике о. Иоанна «Жертва Богу», в которой говорилось: «Над страницами дневника о.Иоанна всегда возникает целый рой светлых мыслей, отрадных упований, спокойных переживаний…».[ 3 ] Последний номер журнала вышел 29 апреля 1917 г. и заканчивался он статьей А. Платоновой «Суд человеческий». Тогда же перестал выходить и журнал «Незабудка», в начале 1918 г. закрылись церковные издательства и т.д. Последние статьи Александры Федоровны были опубликованы в газете «Петроградский церковно-епархиальный вестник» - почти единственном церковном печатном органе, еще выходившем в Петрограде в 1918-1919 гг.
     В первые послереволюционные годы Платонова продолжала работать учительницей в образованной на базе Петровской гимназии единой трудовой школе. Однако в это время Александра Федоровна все яснее понимала, что в новых условиях гонений на Церковь ее путь заключается в другом - стоянии за истину Христову. Уже в 1919 она стала активно участвовать в деятельности созданного в этом же году при соборе Апостола Андрея Первозванного на Большом пр. Васильевского острова Андреевского братства.
     Руководителями этого братства были два младших брата Александры Федоровны - Николай и Семен. Первый из них родился 12 ноября 1889 г., окончил Введенскую гимназию и в 1914 г. - Петербургскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия. Он женился на сестре профессора Академии Сергея Михайловича Зарина - Софье Михайловне, 17 мая 1914 г. был рукоположен во священника и с 6 июля 1915 г. стал служить в Андреевском соборе. В 1914-15 гг. о. Николай преподавал в Петербургской Духовной семинарии и был известен как талантливый проповедник. В 1917 г. он некоторое время состоял в кадетской партии и поэтому впоследствии неоднократно подвергался арестам ЧК - в первый раз на 2 недели летом 1918 г. Вторично о. Николай был арестован по обвинению в принадлежности к партии кадетов 31 августа 1919 г. и освобожден через полтора месяца «ввиду неподтверждения обвинения».[ 4 ] После освобождения он и возглавил братство при Андреевском соборе.
     Другой брат Александры Федоровны - Семен родился в 1898 г., также окончил Введенскую гимназию и в 1917 г. поступил в Петербургскую Духовную Академию, но смог отучиться в ней только один год из-за закрытия Академии. Резолюцией митрополита Петроградского Вениамина от 1 июля 1918 г. С. Платонов был назначен на место псаломщика в Серафимовскую церковь с. Александровское за Невской заставой с возведением в сан диакона. В том же месяце юноша был рукоположен во диакона и с 1919 г. стал служить в Андреевском соборе.
     Вместе со своими братьями Александра Федоровна входила в совет братства, членами которого были такие известные ученые, как академик Б. Тураев и профессор С. Зарин. Братская жизнь была налажена по уставу: в 7 часов утра братчики собирались на молитвенное собрание; А. Платонова вела беседы по изучению творений святых отцов; диакон Симеон дважды в неделю собирал на спевки любительский братский хор, певший на ранних обеднях; женщины оказывали «помощь нуждающимся больным» больницы Марии Магдалины при содействии работавшей в ней сестрой милосердия братчицы; по четвергам в соборе собирались для пения 12 псалмов все желающие и свободные от работы члены братства; работала библиотека и т.д.[ 5 ]
     Используя свой многолетний педагогический опыт, А. Платонова уделяла большое внимание работе в существовавшем при соборе в рамках братства Андреевском детском союзе. Об этой организации много говорится в воспоминаниях профессора Н.А. Мещерского: «В 1919 году после возвращения из Воханова мы стали часто бывать в Андреевском соборе…Тогда при изучении Закона Божия при церквах преподавали священники и много добровольцев. Моя мама тоже стала в этом участвовать. Тогда уже существовало Андреевское братство, и мама стала членом Андреевского братство официально. Было официальное посвящение для женщин в братство - они носили белые платы, как у сестер милосердия… А для мужчин - повязки на руке - белые с голубым. В Андреевском братстве, так же как и в Александро-Невском, были организованы специальные детские богослужения. Таким образом, дети прислуживали в алтаре, читали, пели… Кроме того, в Андреевском детском союзе бывали всякие вечера и утренники художественного содержания. Я выступал с декламацией стихов. В каком-то году (в 1921 или 1922) была инсценировка драмы К[онстантина] Р[оманова] «Царь Иудейский», и я играл Иосифа Аримафейского… Устраивались «экспедиции» детского союза - ездили по городу и за город - в Павловск, в Царское Село - полупаломничества, полуэкскурсии.»[ 6 ]
     В мае 1920 г. в Петрограде состоялась первая общебратская конференция, принявшая решение об объединении в союз всех существующих в городе братств и создании совета общебратского союза. О. Симеон Платонов стал членом совета, и на заседаниях этого органа нередко обсуждалась деятельность братства при Андреевском соборе. Так, 28 марта 1921 г. совет отметил, что инокиня А. Платонова проводит беседы по изучению творений святых отцов, а 6 июня того же года после получения сообщения о новом аресте священника Николая Платонова за его прошлую принадлежность к кадетской партии совет постановил, что каждое братство должно организовать передачи арестованному от имени своего руководителя.[ 7 ]
     К весне 1921 г. в общебратский союз входило уже более 10 петроградских братств, возникла необходимость совместного обсуждения новых задач и проблем. Образованное в связи с этим организационное бюро занялось подготовкой второй общебратской конференции. На заседании оргбюро 26 апреля были назначены организаторы 8 запланированных секций конференции, и в число организаторов первой богослужебной секции вошли о. Симеон Платонов и монахиня Анастасия (Платонова), а четвертой - административно-хозяйственной секции - о. Николай Платонов.[ 8 ] Состоялась вторая общебратская конференция в начале августа 1921 г.
     Именно в 1921 г. в жизни Александры Федоровны произошли важнейшие изменения. Она поступила в число насельниц Иоанновского монастыря, была пострижена в рясофор, а затем в мантию с именем Анастасия. Совершал постриг святой новомученик митрополит Петроградский Вениамин (Казанский). Согласно показаниям самой монахини на допросе в декабре 1933 г. митрополит «знал ее по отцу-иконописцу» и после пострижения указал ей на необходимость организации при советском строе тайных монашеских общин, что она и сделала после расстрела Владыки (в ночь с 13 на 14 августа 1922 г.).[ 9 ]
    Трагические события 1922 г. - обновленческий раскол в Русской Православной Церкви и массовые репрессии духовенства под предлогом будто бы оказанного священнослужителями сопротивления изъятию церковных ценностей самым непосредственным образом коснулись семьи Платоновых. В мае 1922 г. государственные структуры СССР организовали упомянутый обновленческий раскол и после ареста Патриарха Тихона власть в Церкви на год захватили просоветски настроенные обновленцы. Митрополит Вениамин категорически отверг их и 28 мая в своем послании к пастве отлучил от Церкви руководителей обновленцев - петроградских священников А. Введенского, В. Красницкого и Е. Белкова. После нескольких неудачных попыток убедить митрополита отменить послание его арестовали. Наряду с проведением судебного процесса по делу Владыки Вениамина и близких к нему священнослужителей и мирян власть задумала разгромить и руководство петроградских братств. В числе 42 арестованных в июне 1922 г. активистов братств - были отцы Николай и Симеон Платоновы. Правда, голословные обвинения в контрреволюционной деятельности большинства арестованных ГПУ доказать не удалось, и в конце августа 35 из них, в том числе братьев Платоновых, освободили.[ 10 ]
    Пребывание в тюрьме и давление ГПУ оказали воздействие на о. Николая. С апреля 1922 г. он являлся настоятелем Андреевского собора и благочинным Василеостровского округа и сначала решительно осуждал обновленцев. Но вскоре после освобождения из тюрьмы Н. Платонов признал обновленческое Высшее церковное управлении и стал бороться со сторонниками Патриаршей Церкви. В знак протеста из Андреевского братства ушло большинство его членов, и оно распалось. Для матери Анастасии такой поступок любимого брата был худшим из предательств, и она порвала с ним всякие отношения.
    Дальнейший жизненный путь Н. Платонова был трагичен - сначала сотрудничество с ГПУ и успешная «карьера» в обновленческой иерархии, затем отречение от Бога и, наконец, раскаяние и голодная смерть в блокадном Ленинграде. В 1924 г. о. Николай был назначен уполномоченным обновленческого Священного Синода по Ленинградской епархии и членом Епархиального управления, 8 ноября 1925 г. произошла его хиротония во «епископа Охтинского», 3 августа 1926 г. - возведение в сан «архиепископа» и назначение членом Священного Синода. С 5 сентября 1934 г. Платонов являлся обновленческим митрополитом Ленинградским, но 8 декабря 1937 г. был арестован и после освобождения в январе 1938 г. снял сан и отрекся от Бога. Затем он до осени 1941 г. работал в Институте и музее религии и атеизма, писал антицерковные статьи в атеистических журналах.
     Умер Н. Платонов 5 марта 1942 г. и перед смертью покаялся в своих грехах и преступлениях и причастился в Николо-Богоявленском соборе. Его кончина описана в двух источниках. Лично встречавший Платонова в блокадном Ленинграде А. Краснов-Левитин писал так: «На третьей неделе Великого Поста в среду во время литургии Преждеосвященных Даров в Николо-Морском соборе происходила общая исповедь. Исповедовал престарелый протоиерей о. Владимир Румянцев. Неожиданно в толпу исповедников замешался Н.Ф. Платонов и начал громко каяться, ударяя себя в грудь. Затем в общей массе он подошел к священнику. О. Владимир молча накрыл его епитрахилью и произнес разрешительную молитву. «Господи, благодарю Тебя за то, что Ты простил меня! Веровал, верую и буду веровать!» - воскликнул он, отходя от Святой Чаши. Он умер на другой день в холодную ленинградскую мартовскую погоду, и погребен на Смоленском кладбище в братской могиле, среди бесконечной груды трупов умерших от голода людей».[ 11 ]
Несколько по другому пишет об этом событии со слов вдовы академика Б.А. Тураева монахини Иулиании (Церетели-Тураевой) профессор Н. Мещерский: «Это было блокадной зимой (в январе 1942 г.) в Князь-Владимирском соборе. Тогда там на хорах жил митрополит Алексий (Симанский), будущий Патриарх…[ 12 ] О. Николай держит чашу с причастием, к нему подходят причащающиеся, и среди них высокий, едва держащийся на ногах, исхудавший, совершенно седой старик, поддерживаемый двумя женщинами. Он подошел к чаше, назвал свое имя - Николай. О. Николай (Ладыгин) сообразил: «Это же Платонов». Немедленно дал знать Владыке Алексию, и тот распорядился: «Сразу же приведите его ко мне». Но он уже ушел. Вернувшись домой, он тотчас же скончался. Мать Иулиания сказала: «Это по молитвам праведницы матери Анастасии». Несмотря на свое отступничество, Бог дал ему возможность причаститься перед смертью. Мать Анастасия в лагере за него молилась. Говорят, он был весь седой, изможденный, слезы лились рекой».[ 13 ]
Другой брат мон. Анастасии - о. Симеон вместе с ней категорически отверг обновленчество, ушел из Андреевского собора и до мая 1924 г. служил в русско-эстонской Исидоровской церкви. В начале 1924 г. он был рукоположен во священника временно управляющим Ленинградской епархией епископом Кронштадтским Венедиктом (Плотниковым). В мае 1924 г. о. Симеон покинул Ленинград и стал служить в церкви села Ледовское Щигровского уезда Орловской губернии. 10 августа 1930 г. он был арестован и 29 сентября 1930 г. приговорен Тройкой Полномочного Представительства ОГПУ в Центрально-Черноземной области к 5 годам лагерей. Затем приговор был пересмотрен, о. Симеон к осени 1931 г. освобожден и 17 сентября направлен епархиальным начальством служить в Казанскую церковь села Нижне-Долгое Елецкого округа. Но в 1932 г. последовал новый арест и повторный приговор к 5 годам лишения свободы.
Своего брата мон. Анастасия увидела только в 1938 г. Трагический 1922 г. принес ей и другие несчастья - почти одновременно скончались ее отец и мать - Александра Ивановна Платонова. В мае следующего - 1923 г. обновленцы захватили храмы Иоанновского монастыря, а через полгода - в ноябре обитель вообще была закрыта, и большую часть насельниц выселили из монастырского здания. Вероятно, еще весной 1923 г. покинула монастырь мон. Анастасия. Известно, что в мае небольшая часть сестер во главе с монахиней Серафимой (Голубевой) ушла из обители и поселилась общиной при церкви и часовне иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радосте» в Невском районе.
Мать Анастасия в 1923 г. создала общину из нескольких сестер в частной квартире на 2-й линии Васильевского острова. Упоминавшийся Н.А. Мещерский бывал там, о чем писал в своих воспоминаниях: «Она…основала общинку, обитель в миру, на Васильевском острове, 2-я линия, д. 9. В этой общине жили девушки, причем высокоинтеллигентные. Она была настоятельницей. Однако только она была монахиней, остальные монашества не имели. Вели благочестивую жизнь. Одна из них, из членов этой общины, Ксения Ильина, востоковед, иранистка…Ростислав [Лобковский] вместе с о. Николаем Комарецким стал бывать в общине матери Анастасии. Когда Николай Федорович Платонов возглавил обновленчество, мать Анастасия отошла от него, твердо держась патриаршей церкви. В общине время от времени устраивались богослужения. Там было что-то вроде гостиной, оборудованной под церковь. Когда в 1925 г. вернулся из ссылки епископ Иннокентий [Тихонов], мать Анастасия пригласила его на пасхальной неделе; мне пришлось прислуживать. Вторым иподиаконом был Ростислав».[ 14 ]
     Среди членов общины была и выпускница Петроградского Богословского института Валентина Владимировна Соболева, 4 января 1924 г. постриженная в монашество с именем Дамиана настоятелем Александро-Невской Лавры епископом Шлиссельбургским Григорием (Лебедевым). Ректор института протоиерей Николай (Чуков) записал в своем дневнике, что постригалась она в общине мон. Анастасии (Платоновой) и входила затем в эту общину.[ 15 ]
     В 1926 г. мать Анастасию избрали старшей монахиней общины бывших сестер Иоанновского монастыря при церкви Алексия человека Божия, расположенной недалеко от обители на Геслеровском (ныне Чкаловском) проспекте, д. 50. В храме служили бывшие священники монастыря - протоиереи Павел Виноградов и Михаил Бобковский, а также почитаемый верующими старец епископ Стефан (Бех). Широкой известностью в городе пользовалась главная святыня церкви - икона Державной Божией Матери. Растущая популярность храма вызвала тревогу у властей и в 1927 г. они передали его обновленцам. Членов причта и приходского совета Алексеевской церкви обвинили в принудительном взимании членских взносов с прихожан. Дело передали в суд, и хотя обвиняемые были оправданы, 3 августа 1927 г. храм передали новой обновленческой двадцатке. Монашеская община, возглавляемая матерью Анастасией, была вынуждена покинуть Алексеевскую церковь и поселиться на частных квартирах, где просуществовала до разгрома органами ОГПУ в декабре 1933 г.
     А. Краснов-Левитин так описал (с некоторыми ошибками в датах) послереволюционную судьбу Платоновой: «Основные этапы ее жизни: после революции - монахиня Иоанновского монастыря (была пострижена в 1919 г. с именем Анастасия), 1923 г. - разрыв с горячо любимым братом, закрытие монастыря. В 1926 году она избирается игуменией общины разогнанного монастыря, которая продолжает свое существование при храме Алексия человека Божия. Многочисленные аресты, в которых молва обвиняет ее брата. Высылка из Ленинграда в 1929 г., нелегальный приезд в город в 1930, случайная встреча в трамвае с братом. Обмен репликами: «Что же ты не подходишь, Шура, или брата не узнаешь?» - «И ты меня еще спрашиваешь, Коля? Ведь папа и мама в могиле переворачиваются. Ты дьяволу служишь». И загадочная реплика в ответ: «Может быть, я сам дьявол и есть!» 30-е годы. Последний арест. Лагерь. 1937 год. Ее следы исчезают».[ 16 ] О встрече в трамвае Краснову-Левитину рассказала свидетельница ее А.В. Волкова.
     В 1928 - июле 1932 гг. мон. Анастасия исполняла обязанности псаломщика в церкви Коневской иконы Божией Матери Коневского Рождествено-Богородицкого мужского монастыря на Загородном проспекте, д. 7. После закрытия этого храма 11 июля 1932 г. она зарабатывала на жизнь в качестве домработницы, проживая в доме 20 по Красной улице. Община ее со временем значительно выросла - с 7-8 до 23-25 человек. Пришли новые сестры, многие из которых имели высшее образование и работали в институтах, библиотеках, больницах. Например, монахиня Феоза (в миру Потулова Наталия Васильевна) и послушница Елизавета Александровна Мерхилевич окончили Высшие женские Бестужевские курсы. К началу 1930-х гг. в общину вступила и вдова начальника Главного тюремного управления при Временном правительстве, профессора Петроградского университета А.А. Жижиленко Любовь Ивановна. Она также имела высшее педагогическое образование, в начале 1920-х гг. училась в Петроградском Богословском институте, в 1929 г. подвергалась аресту по делу религиозно-философского общества «Воскресенье» и была тогда приговорена к заключению в концлагерь условно. Активным членом общины стала и упоминавшаяся вдова старосты университетской церкви академика Б. Тураева монахиня Иулиания (Елена Тураева-Церетели).
     Ближайшей помощницей матери Анастасии была ее племянница инокиня Анна Александровна Усс. Она родилась 4 июля 1891 г. в Петербурге в семье члена правления товарищества посыльных, окончила профессиональную школу и с 1909 г. работала телеграфисткой на Центральной телеграфной станции. После Октябрьской революции Усс состояла секретарем церковного приходского совета, приняла постриг в рясофор, в 1920-е гг. была подвергнута аресту, но оправдана по суду. Проживала она на Большой Охте по адресу: Черновская ул., 47-1. На ее квартире существовала тайная домовая церковь, хранились предметы церковной утвари и облачения.
     Служили в этом храме и совершали монашеские постриги духовники общины. Сначала - вплоть до его смерти 25 июня 1931 г. общину окормлял бывший член Государственной Думы протоиерей Николай Ананьевич Комарецкий. Он служил в Благовещенской церкви лейб-гвардии Конного полка, а после ее закрытия в храме подворья Коневского монастыря на Охте и Никольской Большеохтинской церкви. С июля 1931 г. духовником общины стал другой известный пастырь - бывший настоятель Петропавловского собора в одноименной крепости митрофорный протоиерей Феодор Александрович Боголюбов. Еще одним духовным отцом сестер был игумен Илия (Ярош), совершавший тайные монашеские постриги.
     Мать Анастасия написала в начале 1930-х гг. ряд духовных произведений: «О Кресте», «О Голгофе», «Одиннадцать воскресных Евангелий», несколько стихотворений. В одном из них - «За Церковь» - содержался призыв к борьбе за веру, «не страшась смерти и страданий». Все эти произведения распространялись членами общины во многих храмах города. Была даже выпущена брошюра с изображением на обложке Ангела, держащего крест и меч с надписью: «Сим победиши, с нами Бог». В ней в аллегорической форме говорилось о гонениях на Православную Церковь в СССР. Регулярно устраивались собрания членов общины, на которые приглашались и прихожане различных храмов. Мон. Анастасия читала собравшимся не только свои произведения, но и проповеди о. Николая Комарецкого. Сестры оказывали материальную помощь репрессированному духовенству, отчисляя определенные суммы из своих заработков. Кроме того они проводили сбор средств среди верующих, так Л.И. Жижиленко собрала для этой цели в 1933 г. в храмах города около 35 тыс. рублей.[ 17 ]
     Община мон. Анастасии была разгромлена органами ОГПУ в ходе фабрикации ими одного из самых крупных церковных следственных дел 1930-х гг. - так называемого дела «евлогиевцев», по которому проходил 171 человек (из них 157 арестовали и с 14 взяли подписку о невыезде). Сутью дела была выдуманная ОГПУ концепция - якобы в 1932-33 гг. в Русской Православной Церкви произошел новый раскол, по тактическим соображениям не имевший открытого выражения. После того, как проживавший во Франции глава Западно-Европейского экзархата митрополит Евлогий (Георгиевский) разорвал отношения с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским), «наиболее контрреволюционная часть» духовенства и мирян будто бы вступила на путь антисоветской борьбы, ориентируясь на митр. Евлогия, белую эмиграцию и Англиканскую Церковь. Их целью, по версии ОГПУ, было свержение советской власти и установление конституционной монархии, подобной английской. Аресты начались 22 декабря 1933 г. и продолжались до 26 января 1934 г. В Доме предварительного заключения оказались священники главных храмов города, церковные активисты-миряне и даже 2 епископа - Сергий (Зенкевич) и Валериан (Рудич).[ 18 ]
     Мон. Анатасию арестовали 22 декабря на квартире инокини Анны Усс на Чернавской ул. вместе с хозяйкой. В тот же день агенты ОГПУ схватили еще 7 сестер «платоновской» общины. Их обвинили в принадлежности к контрреволюционной тайномонашеской ячейке «Братство Евлогия» или в другом варианте «Союз евлогиевцев». Следователи пытались доказать, что Платонова через бывшую настоятельницу Холмского монастыря игумению Анастасию (Громеко) получала какие-то директивы от митр. Евлогия, хотя никаких реальных подтверждений этому не существовало. Последние контакты игумении с митр. Евлогием были в 1910-е годы, когда Владыка управлял Холмской епархией. В начале 1930-х игум. Анастасия жила в пригороде Москвы или в Ленинграде, на квартире Потуловых.
     На допросе 9 января 1934 г. мон. Анастасия (Платонова) смело заявила о своих взглядах: «По своим политическим убеждениям я являюсь противницей существующего строя, политику коммунистической партии я не приемлю и в своей практической деятельности оказываю противодействие установкам советской власти и коммунистической партии… Мои политические настроения и противодействие политике властей в основном вытекают из моих религиозных убеждений, противоположных установкам советской власти. Кроме того, я не считаю советскую власть отвечающей нуждам всего русского народа, так как данная власть не являлась выражением стремлений и желаний всего народа, а пришла к управлению страной путем захвата власти. Не признавая политики диктатуры пролетариата, а вместе с тем, считая своим долгом вести борьбу против ликвидации церкви в Советском Союзе, я свою деятельность направила на организацию верующих масс, укрепление в них и внедрение в массы религиозной идеологии... Наиболее приемлемым строем я считаю строй монархический, как строй, наиболее укрепляющий христианство. Я считаю, что падение монархии в России произошло из-за того, что руководители страны уклонились от правильной линии, начертанной христианством. Идеалом же строя я бы считала христианский строй, основанный на христианских началах». На первом же допросе - 31 декабря 1933 г. мон. Анастасия показала, что организовала женскую монашескую общину после расстрела священномученика митрополита Петроградского Вениамина, руководствуясь наставлениями Владыки: «Еще при жизни митрополит Вениамин указывал нам на необходимость при советском строе организации нелегальных тайных монашеских общин, при помощи которых можно было бы сохранить ликвидируемый советской властью институт монашества… Цель нашей общины заключалась в сохранении верующих кадров церкви, организации монашеского уклада жизни членов общины в противовес воздействию на них советского влияния, насыщенного антирелигиозностью».[ 19 ]
     Вместе с сестрами общины были арестованы протоиерей Феодор Боголюбов и тесно связанный с матушкой Анастасией бывший товарищ председателя приходского совета церквей Иоанновского монастыря Мирофан Митрофанович Колтовский. «Евлогиевцы» были осуждены Тройкой Полномочного Представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе 25 февраля 1934 г. Сестер «платоновской» общины и М.М. Колтовского приговорили к трем, а мать Анастасию к пяти годам лагерей. Первоначально - 7 марта 1934 г. ее и инокиню Анну Усс отправили в Северо-Восточный лагерь (г. Владивосток).
     Однако затем свой пятилетний срок лагерей монахиня Анастасия в основном отбывала в печально известной Томской исправительно-трудовой женской колонии № 2. С зачетом 211 рабочих дней она была освобождена по окончании срока наказания 1 июня 1938 г. и в тот же день выехала из Томска к избранному месту жительства - на станцию Малая Вишера Новгородского округа Ленинградской области. Как побывавшая в заключении матушка Анастасия могла проживать лишь за пределами 100-километровой зоны вокруг крупнейших городов, в том числе Ленинграда. Поэтому она и выбрала ближайший возможный для проживания поселок на железной дороге, также равноудаленный от города Вышний Волочек (ныне Тверской обл.), где жил ее брат о. Симеон Платонов.
     14 июня 1938 г. матушка была взята на учет в органах НКВД Малой Вишеры, поселилась она у освобожденной раньше Анны Усс, на иждивении которой в дальнейшей находилась. Все церкви в округе были уже закрыты, и монахиня Анастасия периодически ездила в Вышний Волочек к брату. Он также после ареста в 1932 г. - отбыл пятилетний срок в Темниковском исправительно-трудовом лагере, был освобожден в 1937 г. и поселился в Вышнем Волочке, так как там жила сестра его жены Софьи Харитоновны - Мария Харитоновна Милюкова. В 1937-39 гг. о. Симеон работал в регистратуре городской больницы, по очистке улиц в горкомхозе, сторожем городского театра, а с 1939 г. - сторожем дровяного склада ткацкой фабрики «Парижская коммуна», одновременно он служил регентом церковного хора в городском соборе до его закрытия в июле 1940 г. Верующие пытались отстоять храм - в феврале 1941 г. староста М.Р. Данилов ездил в Москву с коллективным ходатайством об открытии собора, но безрезультатно. В этих условиях о. Симеон стал окормлять бывших прихожан храма, с июля 1940 г. устраивая молебны, всенощные, совершая требы в своем доме, а также в домах монахинь Нектарии, Репсилии и ревностной прихожанки собора Марии Николаевны Малышевой.
     Эти тайные богослужения и посещала мать Анастасия, приезжая на несколько дней в Вышний Волочек. Так, в мае 1941 г. она приехала на 10 суток в город, остановившись у Малышевой по адресу: ул. Урицкого, 67. В это время матушка случайно встретилась с известным ленинградским протоиереем Константином Верзиным, с которым в 1934 г. была вместе осуждена по делу «евлогиевцев». Пыталась она встретиться и с подругой по лагерю Верой Соколовской, но не смогла. В этот, как и в другие приезды, мон. Анастасия участвовала в тайном богослужении у Малышевых, исполняя обязанности псаломщика. 10 июня она отправила брату письмо, в котором отмечала правильное религиозное воспитание детей Марии Николаевны.
     С началом Великой Отечественной войны прежняя жизнь стала невозможна. О. Симеона призвали в армию, и он на призывном пункте просил зачислить его санитаром. Но затем Платонова освободили от службы по здоровью, и он стал работать табельщиком хозяйственного отдела и счетоводом подсобного хозяйства фабрики «Парижская Коммуна». Призвали в армию старшиной и мужа М.Н. Малышевой, также бывшего прихожанина Вышневолоцкого собора Бориса Алексеевича. Мон. Анастасия вместе со своей племянницей А. Усс 5 сентября 1941 г. в связи с объявленной эвакуацией выехала из Малой Вишеры и отправилась к брату.
     К тому времени Вышний Волочек оказался в прифронтовой полосе, и матушка, обратившись в местное отделение милиции, как «социально-опасная» получила отказ в прописке. Не желая покидать родных, она все-таки вместе с племянницей осталась жить в городе, как и прежде, в доме Малышевых. Ее настроение тех дней хорошо передает конфискованная при аресте записка к брату: «Я в своем уголке, только долго ли будем, Господь знает. Ну Его воля и слава и благодарение Ему за все, за все, за всю жизнь, за все скорби и радости. Храни тебя Господь, м.б. тебя и всех Вас».[ 20 ]
     Относительное благополучие было недолгим. 17 октября 1941 г. агенты НКВД арестовали по обвинению в антисоветской агитации о. Симеона, а на следующий день еще 5 человек, в том числе мать Анастасию. В постановлении на ее арест указывалось: «Платонова Александра Федоровна, будучи враждебно настроенной к существующему в СССР строю, проводит враждебную советской власти деятельность. В условиях военного времени участвует в нелегальных сборищах на частных квартирах социально-опасных лиц, где наряду с отправлением религиозных обрядов проводится антисоветская деятельность. С сентября месяца проживает в г. Вышний Волочек на нелегальном положении».[ 21 ]
     Матушка была доставлена в городскую тюрьму № 6 и в тот же день допрошена старшим оперативным уполномоченным Вышневолоцкого городского отдела НКВД сержантом госбезопасности Голубкиным. Ее первый допрос практически ничего не дал следствию. На следующий день допрос повторился. Мон. Анастасии предъявили изъятую у нее при обыске адресованную брату записку с высказанной по версии следствия просьбой об устройстве службы в доме Малышевых. Матушка сказала, что записку написала она, но в ней говорится не о богослужении, а о «выполнении причащения запасными дарами, если была бы смертная нужда». Впрочем, увидев, что следствию известно о тайных службах в доме Малышевой, монахиня признала, что они «регулярно» проводились, но никаких бесед, тем более на антисоветские темы при этом не было.[ 22 ]
     Органы НКВД очень спешили и не слишком заботились о сборе доказательной базы. Уже 19 октября было принято постановление об официальном предъявлении обвинения, в котором говорилось: «Платонова Александра Федоровна достаточно изобличается в том, что, являясь враждебно настроенной к существующему в СССР строю, издавна встала на путь антисоветской деятельности. Несмотря на примененную к ней репрессию в 1934 г. за антисоветскую деятельность, таковую до сих пор не прекратила, возобновив ее сразу же после отбытия срока наказания, до момента ареста по настоящему делу в условиях военного времени принимала участие в нелегальных сборищах на частных квартирах социально-опасных лиц, где наряду с отправлением религиозных обрядов проводилась антисоветская деятельность. Заведомо зная об ответственности за уклонение от прописки, с сентября месяца и по день ареста проживала на нелегальном положении в доме арестованных ныне бывших торговцев Малышевых, прививала детям Малышевых антисоветские взгляды на религиозной почве».[ 23 ]
     Следователям было важно прежде всего добиться от матери Анастасии признания в антисоветской деятельности и агитации. Поэтому ее третий и последний допрос - 20 октября проводил лично начальник городского отдела НКВД лейтенант госбезопасности Способин. Допрос проводился ночью с ноля часов 5 минут до 2 часов 50 минут. Неизвестно какие методы воздействия (а в то время пытки были обычной практикой) применялись к больной престарелой женщине, но, в конце концов, она признала себя виновной в антисоветских действиях и «чистосердечно раскаялась». В протоколе допроса указывалось: «Просит снисхождения, чтобы имела возможность честным трудом принести какую-либо пользу». Впрочем, матушка конкретно назвала лишь одну свою фразу в разговоре с Малышевой, которую можно было расценить как «контрреволюционную». Позднее она повторила ее на суде: «Я говорила, что советская школа портит детей, и записываться в пионерский отряд значит идти против Бога. До революции я была учительницей и часто писала стихи в духовных журналах». М.Н. Малышева также была настроена против пионерских отрядов и советского антирелигиозного воспитания в школах и естественно в разговоре выразила согласие со словами Платоновой. Признание факта этого частного разговора органам следствия оказалось вполне достаточно для доказательства обвинения в антисоветской агитации.[ 24 ]
     По делу мон. Анастасии и ее брата о. Симеона проходили, кроме Марии Николаевны и Бориса Алексеевича Малышевых, бывший ктитор собора Михаил Романович Данилов и певчая соборного хора Валентина Николаевна Троицкая, которая вообще отказалась давать показания о ком-нибудь, заявив на допросе: «Я готова идти даже на смерть, но пусть пострадаю одна, а никого не выдам». Кроме конфискованных писем, фотографий, церковных книг органы следствия в качестве улики использовали рукопись бывшего полковника царской армии А.А. Давыдова «Для заметок религиозного содержания». Он до 1939 г. в качестве жильца проживал у Малышевых и после переезда в Лугу оставил свою тетрадь с записями в Вышнем Волочке. Все обвиняемые признали свою вину лишь частично, например, о. Симеон - только в проведении нелегальных служб для узкого круга лиц, известных «глубокой религиозностью» и хорошо знакомых священнику. Остальные в основном признали только факт своего присутствия на богослужениях. Всего в доме Малышевых, по их словам, таких служб было около 10 с участием 6-8 человек.[ 25 ]
     22 октября органы НКВД сфабриковали обвинительное заключение с разоблачением «антисоветской группировки» из 6 человек. Судебное заседание Военного Трибунала войск НКВД по охране тыла Северо-Западного фронта проходило 24 октября в закрытом порядке, без вызова свидетелей. В своем последнем слове монахиня Анастасия сказала лишь следующее: «Какое бы наказание суд не определил, я остаюсь при своих убеждениях, моя жизнь - это вера в Бога. Я сознаю свои ошибки в нарушении законов о нелегальных сборах и прошу суд это учесть, я человек больной, но могу еще работать и приносить пользу».[ 26 ]
     Несмотря на то, что никто из обвиняемых свою вину полностью не признал, и фактических доказательств их «антисоветской деятельности» не имелось, приговор Военного Трибунала оказался очень жесток - матушку Анастасию, Малышевых и В.Н. Троицкую приговорили к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с последующим поражением в политических правах на 5 лет и конфискацией личного имущества, а о. Симеона Платонова и М.Р. Данилова - к высшей мере наказания с конфискацией имущества. Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал. Но очевидная сфабрикованность дела об «антисоветской группировке» бросилась в глаза, и военный прокурор Северо-Западного фронта вынес протест в связи с приговором. Рассмотрев его, 5 ноября 1941 г. Военный Трибунал решил заменить расстрел о. Симеона и Данилова на 10 лет лагерей. В отношении остальных осужденных прежний приговор остался в силе. В дальнейшем о. Симеон скончался в лагере.
      Все шестеро приговоренных были реабилитированы 10 июня 1992 г. с указанием, что «материалами дела обвинение в антисоветской агитации не подтверждено». После вынесения приговора монахиня Анастасия прожила меньше месяца. К моменту ареста ей было 57 лет, а здоровье после первого срока в Томском лагере уже было серьезно подорвано. В медицинской справке от 21 октября 1941 г., выданной после осмотра матушки врачом тюрьмы № 6 говорилось, что она имеет «декомпенсированный порок сердца и годна лишь к легкому труду». Скончалась мон. Анастасия в тюрьме в Вышнем Волочке 19 ноября 1941 г.[ 27 ]
     Дальнейшее изучение необыкновенной судьбы и поиски места упокоения выдающейся духовной дочери святого отца Иоанна Кронштадтского будут продолжаться. Но уже сейчас можно с уверенностью сказать, что литературное творчество монахини Анастасии (Платоновой) пережило десятилетия забвения. Ее духовные очерки, рассказы, стихи вновь начали активно публиковаться в последние годы и находят горячий отклик у современных читателей.

Примечания:

 [1]  Платонова А.Ф. На высотах духа. Рассказы. М., 1998. С. 3.
 [2]  Краснов-Левитин А. Лихие годы 1925-1941. Воспоминания. Париж, 1977. С. 123-124.
 [3]  Кронштадтский пастырь. 1917. № 4. С. 52-54.
 [4]  Санкт-Петербургская епархия в двадцатом веке в свете архивных материалов 1917-1941. Сборник документов. СПб., 2000. С. 245.
 [5]  Антонов В.В. Приходские православные братства в Петрограде (1920-е годы) // Минувшее. Вып. 15. М.; СПб., 1993. С. 436.
 [6]  Мещерский Н.А. На старости я сызнова живу, прошедшее проходит предо мною… Л., 1982. Рукопись. С. 62-64.
 [7]  Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по С.-Петербургу и Ленинградской области (АУФСБ СПб ЛО), ф. архивно-следственных дел, д. П-88399, т. 1, л. 60.
 [8]  Там же. Т. 2, л. 232.
 [9]  Там же. Д. П-66773, т. 7, л. 22.
 [10]  Там же. Д. П-88399, т. 2, л. 79, 452, 681, 703.
 [11]  Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Кюснахт, 1978. Т. 3. С. 368-369.
 [12]  На самом деле митр. Алексий жил в Николо-Богоявленском соборе.
 [13]  Мещерский Н.А. Указ. соч. С. 68-69.
 [14]  Там же. С. 44-45.
 [15]  Прот. Николай Чуков. Один год моей жизни. Страницы из дневника / Публ. В. Антонова // Минувшее. Вып. 15. М.; СПб., 1994. С. 531.
 [16]  Краснов-Левитин А. Указ. соч. С. 124.
 [17]  АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-66773, т. 7, л. 22-32.
 [18]  Там же. Т. 12, л. 1-57.
 [19]  Там же. Т. 7, л. 30-32.
 [20]  Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Тверской обл., д. 28304-с, л. 111.
 [21]  Там же. Л. 25.
 [22]  Там же. Л. 32-35.
 [23]  Там же. Л. 38.
 [24]  Там же. Л. 36, 124.
 [25]  Там же. Л. 107.
 [26]  Там же. Л. 124.
 [27]  Там же. Л. 31; Санкт-Петербургский мартиролог. СПб., 2002. С. 193.
 
Перечень книг монахини Анастасии (Платоновой):
Жертва разлада. Причина самоубийства по В.С. Соловьеву и Ф. Тютчеву. СПб.: Единение, 1908. 43 с.
Пастырь-молитвенник. Очерк жизни о. Иоанна Кронштадтского. СПб.: О-во в память о. Иоанна Кронштадтского, 1912. 36 с.
На высотах духа. Стихотворения и рассказы. СПб.: Изд. П. Сойкина, 1912. 256 с.
Под сенью веры. Сборник религиозно-нравственных статей. СПб.: Изд. И.Л. Тузова, 1913. 179 с.
Светлые дали. Рассказы из первых веков христианства. СПб.: Изд. И.Л. Тузова, 1913. 109 с.
На рассвете. Рассказ из жизни первых христиан. СПб.: Постоянная комиссия народных чтений, 1913. 40 с.
К радости совершенной. Сборник рассказов и стихотворений. СПб.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1914. 232 с.
Перед иконою «Скоропослушницы». Стихи. Пг.: Александро-Невское о-во трезвости, 1914. 4 с.
Великие дни (под первыми впечатлениями войны). Сборник статей. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1914. 116 с.
Дивен Бог во святых своих. Очерки из жизни святых. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1914. 87 с.
Не в силе Бог, а в правде. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1914. 240 с.
Святая мученица царица Александра. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1914. 32 с.
Святая равноапостольная Мария Магдалина. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1914. 23 с.
Святая равноапостольная Нина, просветительница Грузии. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1914. 32 с.
Святитель Христов Питирим, епископ Тамбовский. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1914. 59 с.
Святой апостол и евангелист Иоанн Богослов. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1914. 48 с.
Святой первомученик и архидиакон Стефан. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1914. 16 с.
Святая мученица Татиана. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1915. 24 с.
Святая великомученица Варвара. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1915. 32 с.
Святой апостол Павел. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1915. 95 с.
Святой Апостол Петр. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1915. 76 с.
Святой Иоанн воин. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1915. 42 с.
Святой великомученик и целитель Пантелеимон. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1915. 48 с.
Святой равноапостольный князь Владимир. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1915. 68 с.
Под небесной защитой. Очерки и статьи. Пг.: Училищный совет при Свят. Синоде, 1915. 80 с.
Любовь до конца. Историческая повесть из жизни первых христиан. Пг.: О-во распространения религиозно-нравственного просвещения, 1915. 96 с.
Под грозой. Повесть из времен татарщины. Пг.: О-во распространения религиозно-нравственного просвещения, 1915. 96 с.
Над Днепровскими курганами. Повесть из жизни Киевской Руси. Пг.: О-во распространения религиозно-нравственного просвещения, 1916. 95 с.
За други своя. Рассказ. Пг.: Постоянная комиссия народных чтений, 1915. 36 с.
Церковные обряды и их значение для православного христианина. Пг.: Постоянная комиссия народных чтений, 1916. 28 с.
Апостол Японии. Очерк жизни архиепископа Японского Николая. Училищный совет при Свят. Синоде, 1916. 96 с.
Последние язычники. Повесть из времен Юлиана отступника. Пг.: О-во распространения религиозно-нравственного просвещения, 1917. 96 с.
На высотах духа. Рассказы. М.: Отчий дом, 1998. 240 с.
Над Днепровскими курганами. М.: Отчий дом, 2000. 95 с.
Под грозой. Повесть из времен татарщины. М.: Отчий дом, 2000. 96 с.
Источник Санкт-Петербургские епархиальные ведомости №30 2003 г.